Несколько лет назад в свет вышла книга Андрея Макаревича "Все очень просто". С массой деталей и подробностей, с феничками, с портативными катушечными бабинными магнитофонами "Маяк" и... словом, ароматом, атмосферой того времени, тех людей. Кто жив, кто не жив. "Какая разница? Живой, мертвый...", — отвечает Воланд Мастеру.

Меняется время, меняемся мы — незаметно, но разительно. "И я уже не тот, что был вчера". Тогда мы ждали новое время, сейчас к тому, старому времени относимся иначе. МАШИНА ВРЕМЕНИ существует лишь в искусстве. В книгах, песнях.
Что это было? Что за странные теперь уже даже для самих нас обычаи, обряды? По телевидению, радио о них не говорилось ровным счетом ничего. В магазинах не было их пластинок. Таковых не существовало вовсе! Но весь наш двор, все наши мальчишки напевали: "Вот, новый поворот...". Что же так вздыхается? Что там так медом было помазано? Может, мы в долгу перед своим детством и, страшно сказать уже, молодостью? Первая волна рока, как первая любовь. А для кого–то, может быть, даже больше... Константин Никольский.
— Как вам Минск?
— Город–то? Сам город? Очень нравится. Красивый.
— Знаете, здесь Зайцев как–то приезжал и говорил в том смысле, что в Москве все светится неоном и капитализмом, а у вас здесь, у нас то есть, совок.
— Это хорошо, что светится, в смысле? По–моему, ничего хорошего. Если бы Москву не застраивали всякими стекляшками, а просто взяли и нормально почистили.. Внутри. Снаружи вроде бы навели красоту. А зайдешь во двор, там битое стекло, окурки... Везде, везде... Мне, коренному москвичу, Минск доставил больше радости, чем все эти сверкающие московские "Кока–Колы". Действительно чистый город. Насквозь видно.
— Макаревич сказал: ВОСКРЕСЕНИЕ — хорошая группа, но недолго просуществовала. Значит, что–то мешало им нормально работать, так я понимаю.
— В 82 году пару раз прямо со сцены забрали в милицию. В 84–м Романова и Арутюнова (звукорежиссер В. — С.Н.), посадили в "Бутырку". Мы проходили, как свидетели, тоже на ниточке держались. После таких впечатлений никто не думал собираться. Оно и мешало. Так что говори Макаревич, не говори... Не забирали бы — мы бы работали.
— А потом? В 85–м уже вышел фильм "Начни сначала" с Макаревичем, пластинка их уже...
— Нет, в 85–м еще ничего не происходило. В 86–м что–то начало происходить. Могли бы собраться. Но время просто ушло и все.
— Маргулис играет сейчас в МАШИНЕ ВРЕМЕНИ и в ВОСКРЕСЕНИИ одновременно. Очевидно, между командами хорошие отношения?
— Нет, я говорил уже — я их знаю, они меня тоже. Этого достаточно. Нам необязательно друг друга любить. Я знаю, что они есть, они знают, что я есть. И потом, я не играю в ВОСКРЕСЕНИИ!
— Но вы же собирались старым составом...
— Когда они начали работать года два или полтора назад, я с репетиции ушел.
— Прямо вот так?..
— Ушел и все. На следующий день пришел Маргулис. Они позвонили и взяли его. Кушать–то надо чего–то.
— Почувствовали, что...
— Да ничего они не почувствовали. Дураки потому что.
— Что пытаются дважды войти в одну реку?
— Зарабатывать–то надо чего–то... Какую реку... Хоть пять раз, не в этом дело. Главное — качество должно быть. А там качества мало. К тому же я им еще запретил петь свои песни. То есть половины репертуара по весу у них, выходит, и нет. Но они запрет нарушают. Потому что, если это не будут исполнять, им вообще грош цена.
— Почему? Они за эти годы деградировали как музыканты?
— Да нет. Из этих составов — МАШИНЫ ВРЕМЕНИ, ВОСКРЕСЕНИЯ — никогда никто и не был сильным музыкантом. Они продвигались по другому поводу. Своеобразия текстов, оригинальности музыки... За счет такого московского колорита. На фоне песен советских композиторов, где почти никакого содержания. А у МАШИНЫ и ВОСКРЕСЕНИЯ оно есть. Человеческое. А чтобы кто–то там шибко играл на чем–то... Если честно, ни о ком из этих музыкантов не могу сказать, как о профи. Я — да, участвовал в профессиональных составах как гитарист. Маргулис играл как бас–гитарист. Он сильный бас–гитарист. Тот же Сапунов действительно профессиональный вокалист. Но он же еще на бас–гитаре играет. Вот это ему необязательно!
— Подгородецкий работал у Кобзона в аккомпанементе и говорил, что непрофессионалы у Кобзона не работают.
— Подгородецкий — профессиональный человек действительно. Другое дело, как там в вопросах вкуса. Профессиональных много. Мне не очень нравится, как играет Подгородецкий. Он–то может считать наоборот. Пускай. Зато я могу считать так, как я считаю. Нравится? Пожалуйста. А я слушать не буду.
У меня, например, в ансамбле клавишник Миша Шевцов играет гораздо лучше Подгородецкого. И как пианист выше его на десять порядков. Но Петя так не считает. Он просто более известен. Одно пузо чего стоит! Такое, что просто... Когда МАШИНА ВРЕМЕНИ выходит на сцену, Петя там больше всех... Больше места всех вместе взятых занимает. И прыгает в шортиках по сцене. Какой там Макаревич...
— Писали, что Подгородецкий делал операцию...
— Какая там операция... Пузо есть пузо.
— Во времена перестройки вышла пластинка ВОСКРЕСЕНИЯ... В 82 году вас так и... Проходит несколько лет — и выходит пластинка...
— Одиннадцать лет. Поздновато, но слава Богу. Там записи 81 года. Где–то когда–то играли, пели, и через столько лет вдруг выходит... Когда вышла пластинка на фирме ФИЛИ, ансамбля не было. Просто фирма позвонила, спросила разрешения. Мы согласились: выпускайте, ради Бога.
— Я обрадовался, когда увидел ее в магазине.
— Пластинка должна выходить вовремя. Представь, как бы ты тогда обрадовался!
— Артемий Троицкий написал в своей антологии, что музыканты — слабые...
— Он — самый слабый музыкант.
— Но он же "роковед"...
— Дело не в этом. Если бы он хотя бы немножко умел на чем–то играть, то себя так не вел. Легко говорить, когда не знаешь, что это такое.
— В своей книге, где он попытался проследить историю, пишет о том, что когда люди с Запада пытались интересоваться нашим роком, то абсолютно не въезжали. Музыка тривиальная, игра на инструментах ниже всякой критики... Единственное — тексты — они пропускали. Им было непонятно...
— Что там слушать–то?
— Да, отчего толпы сидят, слушают?
— Я вот до сих пор не знаю, чего они сидят, слушают.
— Вы согласны, что музыкальный уровень...
— Я согласен. Абсолютно. И чего там слушать, непонятно. Поэтому я сам несколько песен написал, чтобы было чего слушать.
— Часто говорят, что наши рокеры, мягко говоря, заимствуют.
— Я не знаю, воруют — не воруют, послушать можно мало что. Насчет того, что воруют, то это личное дело каждого. Понимаешь, даже ты можешь своровать. Даже. А слушать будет нечего. Потому что — воруй, не воруй — пока мозгов не будет соответствующих... Пока своего не придумаешь чего–нибудь ценного...
— Почему же так? Сейчас уже аппаратура у всех импортная. Это не те "телеги", на которых играли раньше...
— Аппаратура может быть любой импортности, мозги все равно не перелопатишь. Другие люди даже на плохой аппаратуре умудряются звучать будь здоров. Нужен "пульт управления". Плохая аппаратура попалась? Значит, надо лучше звучать, — говорю ребятам. Супер? Значит, можно ниже. Если люди не умеют играть, даже американские инструменты не спасают. Взять ту же АГАТУ КРИСТИ. Это беда. Они очень популярны, но ни играть , ни петь... И смотреть–то на них... Сами лица... Не то что не совсем красивые... Просто беда. ЧАЙФ? Не пошел дальше "Ой–е–ей".
— Если в классической музыке мы "впереди планеты всей", то почему здесь...
— Это нужно глубже копать, дальше по времени. "Могучая кучка"... Русская классическая школа — давнишняя. И балета, и оперы, и музыки.
— Но рок–то у нас 35 лет уже...
— А толку что.
— Можно было за это время и что–то свое сыграть.
— Вот и ответ на вопрос. Я тоже думаю, что можно. Но...