В 1983 году (с 8-го по 12-й номер) "Ровесник" опубликовал журнальный вариант книги английского писателя Хантера Дэвиса "Авторизованная биография «Битлз». В прошлом номере мы напечатали “Дополнение” к этой книге, в котором говорилось о жизни участников ансамбля после распада «Битлз». Публикуемым здесь последним интервью Джона Леннона американской журналистке Барбаре Гростарк (оно было дано им за два месяца до гибели) мы завершаем рассказ о жизни и творчестве знаменитой “ливерпульской четверки”.

"Мечта закончилась, - напоминал нам Джон,- пора возвращаться к реальной жизни”. И он сам в 1975 году, незадолго до рождения сына Сина и под конец своей многолетней битвы с властями за право проживания в США, исчез из поля зрения публики.
В "мечтах" оставались все те же «Битлз», несмотря на затворничество Джона Леннона, старый миф жил и жил. Ходили слухи, что Леннон катается на мотоцикле по двадцати восьми комнатам пяти совмещенных квартир, без устали слушает старые битловские записи и считает новые седые волосы. Один из репортеров якобы засек Джона в рокклубе в компании двух телохранителей, призванных “блюсти репутацию”. Другой обнаружил семейство “на природе” в Виргинии и поспешил оповестить мир, что Леннон занялся разведением коров. Чем же стал теперь на самом деле своенравный артист?
...Я встретилась с Джоном и Йоко во время записи "Фантазии для двоих" (последняя пластинка Леннона.- Ред.). Он приветствовал меня в старой ливерпульской манере: "Привет, я Говард Гарбо - или Грета Хьюз ¹, как там у вас принято сейчас?" - и слегка подмигнул Йоко, и его длиннющий нос, славный нос Сирано, окончательно убедил меня, что все на месте.

ОСВОБОЖДЕНИЕ

- Почему вы на целых пять лет исчезли?
- Потому что мне будет сорок, а Сину будет пять, и я хотел отдать ему пять полноценных лет, быть с ним все время. Я не видел, как вырос мой первый сын, Джулиан, а теперь это семнадцатилетний мужчина, он звонит мне по телефону и говорит о мотоциклах. Меня совсем не было в его детстве. Я был на гастролях. А мое детство было другим... Я не знаю, какую цену надо заплатить, не знаю, как срабатывает этот механизм, но знаю точно - за невнимание к детям приходится расплачиваться. И если бы я не уделил Сину внимания от нуля до пяти лет, не уверен, что это удалось бы возместить от шестнадцати до двадцати. Это мой долг, это закон жизни - так или иначе посвятить себя ребенку.
- Вы решили сбежать от музыки как таковой или от проблем, связанных с тем, что вы - Джон Леннон?
- И от того, и от другого... Видите ли, я подчинялся всяческим контрактам с двадцати двух лет, и всегда я что-то был обязан. Обязан написать сто песен к пятнице, обязан выпустить пластинку к субботе, обязан то, обязан это. Когда-то, в детстве, меня озарило: я должен стать артистом, чтобы быть свободным. Но неожиданно все вышло прямо наоборот. Я должен что-то фирме грамзаписи, должен прессе, должен публике, должен американской иммиграционной службе, должен идти в суд каждый раз, когда какой-нибудь подонок атакует меня на улице, и я сказал себе: “Что за чертовщина? Какая же это свобода?”
А в музыкальном бизнесе ведь как? Если имя не упоминается в светской хронике, если нет тебя в списках бестселлеров или на вечеринке у Мика Джеггера или Энди Уорхола - значит, ты вообще не существуешь. И этого смертельно боятся все модные музыканты.
Вначале было очень трудно ничего не делать в музыке, потому что я чувствовал, что могу много писать. Но я не желал записывать музыку именно потому, что все считали, что я должен это делать, и мне пришлось пройти через долгий и тяжелый период остывания; обычно люди испытывают это, когда выходят на пенсию, лет в шестьдесят. А затем я привык и стал нормальным домохозяином, переключив все свое внимание на Сина.
- Вы совсем перестали слушать музыку?
- Я слушал в основном классическую или фоново-развлекательную музыку. Меня не интересуют работы моих коллег и тому подобное. Я имею честь никогда не посещать модные дискоклубы и ни разу не был ни в одном рок клубе. В “Сохо ньюс” писали, что я ходил смотреть на Джерри Ли Льюиса в “Риц”. На самом деле я не бывал и там. Забавно, как образ артиста существует независимо от него самого, живет своей жизнью...
- Но вы не чувствовали, что упускаете нечто?
- (Слегка раздраженно) Это как спрашивать у Пикассо, ходил ли он давеча в музей... Пикассо не ходил смотреть чужие картины. Он жил в своем доме, и люди приходили смотреть на него. Так же и я. Все эти “соперники” меня совершенно не интересуют, если это только не нечто феноменальное. Кстати, все исполнители, которых я когда-либо видел на концерте, разочаровывали меня. Пластинки были лучше.
- В возрасте двадцати трех лет вы написали: “Женщина должна быть ласковой и неслышной”. Судя по вашим отношениям с Йоко, взгляды изменились?
- Да, Йоко изменила мои представления. С самого первого дня она потребовала равных со мной прав, равного пространства и времени. Она вошла в мою жизнь тогда, когда все мне прислуживали и любая прихоть удовлетворялась. Я думаю, именно это убило Элвиса Пресли и многих других. Королей всегда убивают придворные, а не враги. Король перекормлен, перепоен, напичкан наркотиками и самодовольством - всем, что связывает его с троном. Большинство людей в такой ситуации уже не в состоянии воспрянуть духом: они погибают, физически или умственно. А Йоко, кроме того, что научила меня уважать женщин, еще и вызволила меня из этой гнилой ситуации. Вот так для меня закончилась история «Битлз». Йоко не раскалывала “Битлз”, просто она дала мне почувствовать, что я - это, так сказать, “Элвис Битл”, окруженный льстецами и рабами, которые были заинтересованы только в том, чтобы положение дел никогда не менялось. А это предрекало смерть.
- И тогда вы решили покинуть «Битлз»?
- Я искал повода уйти из «Битлз» примерно с 1966 года. Но не хватало духу это сделать. Потому что я не знал, что буду делать дальше. Я помню, почему я снялся в кино: «Битлз» прекратили гастрольные поездки, и мне стало нечего делать, и вместо того, чтобы вернуться домой, быть с семьей, я отправился с режиссером Ричардом Лестером в Испанию, потому что нуждался хотя бы в каком-то эквиваленте сцены. Тогда я в первый раз подумал: “Боже, что тебе останется делать, если «Битлз» не будет? Без группы нет никакой жизни”. Именно эти мысли заронили во мне зерно замысла как-то уйти из «Битлз» самостоятельно, не дожидаясь, пока они сами развалятся, а я окажусь у разбитого корыта. Но я никак не мог выйти из этого дворца...
- А у других возникали подобные мысли?
- Можете мне поверить: остальные об этом и не помышляли. Вот почему они до сих пор в состоянии шока. Пол так и продолжает тянуть воз, он не останавливался ни на один день.
- Йоко, а что привлекло вас в Джоне?
- Наверное, женское чутье сработало. Я встретила этого парня, который был похож на настоящего, ответственного мужчину, и мы поняли друг друга. Меня сразу поразила его тонкость. Я подумала: он понимает меня, хочет понять. Это редкое качество. Большинство мужчин даже не старается.
- Джон, может быть, то, что вы приняли такое участие в семье, в детстве сына,- это своего рода искупление вины?
- Возможно. Если я не гожусь для воспитания ребенка, то не гожусь и для всего остального. Не имеют значения мои артистические достижения, или сколько я продал пластинок, если я не могу наладить отношения с людьми, которых люблю, все остальное - ерунда.

ТВОРЧЕСТВО

- Мне кажется, никто не ожидает, что дуэт “Джон и Йоко” будет иметь такое же влияние, как «Битлз»...
- Мы не собираемся сравнивать себя с «Битлз». Любой, кто поставит рядом нас и тех четырех парней, будет неправ. У Пола нормальная рок-группа, те же четыре парня, и то, мне кажется, не стоит искать какие-то параллели между «Уингз» и «Битлз».
- Ну ладно, сформулируем проще: как вы представляете себе ваш образ? Как вы хотели бы воздействовать на публику?
- Просто Джон и Йоко представляют нечто. Нравится - слушайте, не нравится - не слушайте...
- (Йоко) Нельзя заранее предугадать воздействие, конкретную реакцию...
- (Джон) Если об этом специально думать, то ничего путного не сделаешь. Я давно заметил: если начинаешь думать или что-то прикидывать, когда поёшь, то обязательно фальшивишь или сбиваешься. Все выходит правильно, только если не думаешь. Предполагать, что предположительно предположат люди, прослушав ту или иную песню, нам совершенно ни к чему - иначе мы просто не сможем творить. А воздействие никуда не денется, едва песни зазвучат в эфире, и уж тогда мы будем следить за их судьбой, гадать и надеяться.
- (Йоко) Помните эту притчу про сороконожку, которую спросили, как ей удается так здорово ходить на стольких ножках? Она задумалась и не смогла дальше идти...
- Вы видите сильные и слабые стороны своего сотрудничества?
- (Йоко) Мне кажется, вместе мы очень сильны. Я не вижу никаких слабых мест.
- (Джон) Да, сейчас нам работать намного легче, чем вначале. Потому что в те годы я еще нес в себе массу барахла в духе «Битлз».
- Почему вы покинули Йоко в 1973 году?
- На самом деле мы расстались потому, что она меня выставила за дверь. Так что я (смеется) был оставлен на произвол, и никто не мог защитить меня от самого себя. Что было очень полезно. Ведь я давно утратил способность следить за собой, а стоило бы. Всегда или Эпштейн, или Пол проявляли обо мне самую трогательную заботу. Хотя винить их в этом нехорошо.
- Почему Йоко вас прогнала?
- Я был животным, невнимательным и неделикатным, и она справедливо подумала: "Пусть себе живет, но не со мной". Довольно долго пришлось ждать, пока она не сказала мне: "Ладно, приходи, повидаемся". С тех пор мы уже не расставались... все было в порядке.
- Не думаете ли вы, что ваша теперешняя забота о Сине как-то связана с тем, что ваш отец бросил семью?
- (Смеется) Нет, тогда бы я проявил не меньше заботы о Джулиане. Я думаю, что это объясняется другими причинами. Джулиан родился, когда мне было двадцать три, «Битлз» были на пороге успеха. Я был молодым пацаном и не испытывал никакого чувства ответственности за то, что привел в мир нового человека.
- Хотелось бы вам, чтобы музыка играла в жизни Сина такую же роль, как в вашей?
- У меня нет никаких амбиций в отношении сына, я только хочу, чтобы он был здоровым и знал, что я люблю его. И что и Йоко, и я всегда будем за него. Будет ли он музыкантом, артистом или кем-либо еще - его дело.
- Он музыкален?
- Конечно. Еще в родильном доме няньки кормили его под музыкальные радиопередачи. Он так привык к этому, что и дома, когда я даю Сину есть, включаю музыку: бумбумдидумм... и хотя музыку он слушает все время, меня он играющим никогда не видел. У меня есть гитара, но за пять лет я и не припомню, когда ее доставал. От соседей он узнал, что я был когда-то связан с музыкой. Он прибежал домой и спрашивает: “Папа, ты пел? Ты был “битлом”?” Ответил ему: “Да, вроде того...”
- Он понимает, кто такие были «Битлз»?
- У него существует представление, что был такой ансамбль и я в нем играл. Но представление довольно смутное... Скажем, он не уверен, играла ли там и мамочка тоже.
- Вернемся к началу разговора, вы чувствуете, что настало время снова заняться музыкой?
- Да, хочется поработать вместе с Йоко.
- А почему не соло?
- Одному чертовски скучно. Когда я только расстался с “Битлз”, мне казалось, что записать одному целый альбом - это потрясающе! Но вскоре это обернулось тоскливой поденщиной. Я начал подкладывать в свои “сольные” пластинки какие-то ненужные инструментальные куски, дурацкие куплеты - только чтобы заполнить место... А сейчас мы хотим сделать что-то вместе по многим причинам. Пять лет я был домохозяином, а Йоко занималась только деловыми вопросами. Теперь пора.
- А почему вы не могли вести дела семьи?
- Потому что я не способен на это. У меня лучше полу чается готовить и присматривать за ребенком, а у Йоко - вести дела с банкирами и юристами. Ведь история с «Битлз» продолжается, и в нее вплетены масса денег и людей. Чем нанимать адвоката или какого-нибудь менеджера за пару миллионов в год, пусть лучше это делает Йоко. Она хорошо знает математику и умеет играть в покер... А мне нравится быть дома. Читать. Дома никогда не надоедает.
- Не слишком ли тщательно вы изолировали себя? Стоит ли убирать все антенны?..
- Стоит. Я исчезал много раз. Однажды - с Маккартни в Гималаи... Вся пресса хихикала: посмотрите на этих идиотов, но я спокойно просидел три месяца в горах. Однажды мы вернулись из Гамбурга, точнее, нас оттуда выдворили, и я не контактировал с остальными целый месяц... в девятнадцать лет это не так мало. Я исчезал, чтобы подумать: стоит идти дальше той же дорожкой или нет. Джорджа и Пола это часто бесило: они хотели работать, работать, а я исчезал.
Так что я наполовину монах. Наполовину артист. И я чувствую, когда надо сменить роли, в этом, возможно, секрет моего выживания. Периоды активности и исчезновений для меня так же естественны, как выдох и вдох... Теперь я прекрасно знаю жизнь домохозяек и понимаю все их жалобы. Я жил точно так же, как миллионы обремененных домом женщин. Я богатая домохозяйка, но это не снимает забот и не делает пеленки суше. Ну а сейчас вот эта домохозяйка решила немного подумать и о творческой карьере...
- Как-то слишком уж гладко потекла ваша жизнь...
- Что ж, именно поэтому мы и решили, что нужны перемены. Творчество - это дар. Я мог бы симулировать творчество, как это делают многие артисты, ставшие мастерами своего дела. Я тоже мастер, тоже прекрасно владею ремеслом и вполне мог бы попасть в книгу рекордов Гиннеса ² или быть посвященным в пэры... Но мне хочется создавать нечто настоящее. А ощутить такое вот неподдельное творческое вдохновение можно только тогда, когда в мыслях нет суеты, когда ты чист и спокоен. Понимаете, яблоко не упало бы на голову Ньютону и его не осенило бы, что означает это падение, если бы он не сидел под деревом. Мечтал. То же самое и с музыкой - она должна приходить сама. Престиж, деньги, честолюбие, авторские права - все ерунда. Не для этого я занимаюсь музыкой, а для того, чтобы хоть раз в десять лет ощутить эту радость, когда на голову падает яблоко. И не надо свято верить в то, что я это создал, что это МОЯ собственность... кто-то поет МОЮ песню или они украли МОЮ музыку.. Вера в это рождает смуту в душе, и божественный дар переходит к другому. Человек становится ремесленником. Ничего не имею против них, но мне это неинтересно.
- А почему вы решили писать поп-музыку?
- Потому что я люблю так называемую поп-музыку! Я могу раскритиковать эту музыку в пух и прах не хуже любого критика. Могу похвалить ее, могу принизить ее, могу взглянуть на нее с точки зрения социологической, антропологической, исторической... Какой угодно. Но если отбросить все размышления, это та музыка, которую мне нравится слушать. Это народная музыка. Фольклор. Я всегда так считал, и то, что я пишу,- это народная музыка. Я не пытаюсь ее интеллектуализировать. Не стремлюсь, чтобы она звучала как симфония, и не представляю из нее всякие фальшивые, надувательские формы типа “рок-оперы”. То, что приносит мне творческое наслаждение, является мне в форме простой популярной музыки. Вот так. Если бы это приходило в форме живописи, я бы писал картины.
- Ваш новый альбом будут сравнивать с предыдущим...
- Предыдущий назывался “Стены и мосты”. С тех пор прошли целые световые годы... Музыка, как, например, и приготовление пищи,- это отражение, даже своего рода декларация состояния ума в данный момент. “Стены и мосты” - работа ремесленника. Мастерство в ней присутствует. Но в ней нет вдохновения. Она ущербна и болезненна. Потому что я в то время был в прескверном состоянии. Сейчас - нет, и новый альбом будет совсем в ином духе.
- А как в этом смысле альбом “Имеджин”?
- О, тогда я был в полном порядке! Со мной играл “Пластик Оно Бэнд”, самый сильный состав, я как раз вы шел из очередного десятимесячного “исчезновения”: лежал в клинике и писал песни. Короче, каналы были прочищены.
- Эти пять лет вы тоже "прочищали каналы"?
- Да, потому что мусора накопилось слишком много. Если вокруг тебя суета и бедлам, это не может не сказаться и на внутреннем мире. Ведь все, что вокруг,- это и отражение наших собственных неврозов, и наоборот. Чтобы дойти до сути музыки, необходимо очистить ум, достичь прозрачности мыслей. А суть музыки для меня - это простота и общение.
- Что вы думаете о последнем альбоме Пола?
- Я думаю, он пустой, и отражает только неразбериху и грусть. Больше я ничего оттуда не почерпнул. Грусть.
- А в вашей жизни совсем нет неразберихи, трений?
- Трение - это сама жизнь. Проснуться утром и прожить очередной день - в этом столько всего, в основном этого самого “трения”. Задача художника - выразить это в произведениях искусства. Выразить от имени тех людей, которые не умеют этого сделать, или не имеют времени и возможностей. Это моя функция в обществе, моя работа.
- Но вы не очень-то утруждаете себя последние годы...
- А к чему спешить? От «Битлз» все тоже постоянно требовали работы, работы, потому что боялись, что мы вот-вот распадемся, и только сами «Битлз» знали, на что они способны и когда они способны. Я тоже знаю, что я смогу сделать и в какое время. Подходящее время. Жизнь длинна. То, что моего имени нет в заголовках и списках хитов, не беспокоит меня. Проблема лишь в том, как лучше выразить себя и тут спешка может повредить. Пять лет! Я мог бы молчать двадцать лет. Есть авторы, которые пишут по двадцать лет одну книгу, другие за месяц успевают настрочить пятнадцать. Я не считаю, что одни обязательно лучше других. У всех по-своему. И у меня в том числе.
- Но с 1969 по 1974 год вы стабильно выпускали по альбому в год.
- И ни один из них не был до конца таким, как мне хотелось. Даже “Имеджин”, на мой взгляд, я слишком подсластил - по вкусу публики. Я небезупречен. Но у меня есть свои идеалы самовыражения в искусстве, и я буду к ним стремиться. Еще несколько десятков лет у меня есть - времени вполне достаточно. А все эти страхи поп-звезд и кинозвезд перед “старением” меня совершенно не касаются.
- Я читала одну статью, где автор назвал «Битлз» стражами детства. Мне тоже всегда казалось, что в ваших песнях есть это чувство: не хочу быть взрослым...
- Не думаю. В детстве людям внушают, как надо вести себя в классе, а спустя десять лет - как надо сидеть в офисе и делать карьеру. Я понимаю взросление как процесс осознания того, что тебе по-настоящему надо делать. И «Битлз» как раз предлагали такое решение.

ВОЗРОЖДЕНИЕ «БИТЛЗ»?

- Почему Вы так отрицательно относитесь к идее воссоединения «Битлз»?
- Я не люблю об этом говорить. Ринго однажды заметил: “Сказать “никогда” может только нехороший человек”, - и в самом деле, кто знает, что еще может произойти. Поэтому никто из нас и не говорит “никогда”. Но говорить “может быть” я тоже не хочу, потому что знаю, что об этом моментально раструбит вся пресса как о почти свершившемся факте, и откуда-то всплывет масса непонятных личностей, готовых “все устроить”, и коммерсантов, объявляющих в интервью “да, мне удалось собрать «Битлз»...”. Это все уже бывало, и не один раз. Поскольку любое высказывание может навредить, лучше помолчать. Могу уверенно сказать только одно: если «Битлз» когда-нибудь и соберутся снова вместе, они сделают это сами, без чьей-либо помощи. Так, как это однажды едва не случилось на “Концерте для Бангладеш”.
- Вы отдаете себе отчет в том, что «Битлз» объективно нужны нам, как важнейший химический компонент, что ли, нашей жизни?
- Нет! Сейчас совсем другие времена, и «Битлз» уже не могут значить того, что значили. Сейчас вы можете с таким же успехом затребовать любой другой “химический компонент”. Чем вам сейчас могут помочь «Битлз»: закончить колледж? Найти работу? “Битлз” слеплены из того же теста, что шестидесятые годы, и они неотделимы друг от друга. А сейчас, для моей сегодняшней работы, опыт “Битлз” мне совершенно не нужен. И не будет нужен. Даже если Джон и Пол соберутся вместе с Джорджем и Ринго, «Битлз» не будут тем, что были. Тем, что вы, возможно, от них ждете...
- В последние десять лет вы все шли настолько разными путями в музыке, что, мне кажется, было бы очень интересно, что у вас получится совместно в студии?
- Было бы не менее интересно, если бы я пошел в студию вместе с Миком Джеггером или Йоко Оно. :Я предпочел Йоко Оно, потому что это интереснее лично мне.
- Люди тоскуют по добрым старым временам...
- Это бред, это как призывы вернуться назад к Гленну Миллеру ³. Какого черта? Хотите Гленна Миллера? Слушайте на здоровье его пластинки! Все, что “Битлз” могли дать, и в лучшем виде, имеется на записанных нами пластинках. А эти четыре парня никогда уже не будут теми же, даже если очень захотят. Ну, предположим, мы вновь объединим усилия с Полом Маккартни. Может быть, и нет. Что до присутствия Джорджа и Ринго, то оно может иметь только символическое значение, не более того.
- Почему только символическое?..
- Потому что всю музыку создавали Пол и я, не правда ли? А остальное не имеет значения. Но и нам с Полом вместе делать нечего. Что из этого выйдет?.. Одна скука.
- Вы общаетесь с Полом?
- Я не общаюсь ни с кем.
- Маккартни в одном из последних интервью сказал, что вы с Йоко перепробовали уже все возможные роли, кроме одной - быть самим собой...
- Просто Пол ни черта обо мне не знает, а сказать ему что-то надо... Ему всегда было ужасно интересно: что это я делаю? Что это я такое выдумываю? Но сейчас уже десять лет, как я с ним практически не общаюсь. Знаю только из газет, что он вовсю стрижет купоны. А вот что у него на душе? Этого прессе обычно не поверяют.
- Йоко говорила, что вы виделись с Полом...
- Да, года два или три тому назад, уже точно не помню. Он объявился у меня под дверью с гитарой под мышкой. Я ему сказал: “Звонить надо прежде. Я намучился с ребенком, устал, а тут еще ты со своей поганой гитарой...”
- У вас была вражда?
- Да какая там вражда! Я и не вспоминаю о ней, пока кто-нибудь не заведет разговор. Я мог бы говорить о Поле до бесконечности, потому что знаю о нем все. Но сказать-то, собственно, нечего.
- Почему Пол пришел к двери вашей квартиры?
- Думаю, ему было скучно. Пол достиг того, чего всегда хотел, полного контроля. И ему стало скучно, потому что полный контроль- это еще и изоляция.
- Судя по тому, что на своей последней пластинке (“Маккартни II”.- Примеч. пер.) Пол играет один на всех инструментах, “полный контроль” ему еще не наскучил.
- Может быть, и так. У него могла быть масса причин, чтобы зайти ко мне. Я могу гадать об этом так же, как и вы. Поймите, меня совершенно не волнуют «Битлз».
- А вы помните, каким были до «Битлз»?
- Все эти пять лет я старался вспомнить. Помните, я говорил об ощущении от многолетней шелухи? Однажды Йоко послала меня в кругосветное путешествие, одного. Я много раз бывал одинок, но один я оказался впервые за почти что двадцать лет. (Быть одному и быть одиноким - это очень разные вещи.) Я оказался сам по себе, и я ничего не знал, ничего не умел... Чертовым поп-звездам позволено ничего не уметь... Не знал, как устроиться в отель, как заказать что-то, как вызвать горничную... Я был знаменитостью, и я был изолирован. Я боялся людей, боялся, что они что-то сделают со мной, узнав знаменитость. Я давным-давно не сталкивался с жизнью, и этот страх был для меня оправданием. И вот я сидел в комнате отеля в Гонконге один. Я страшно разнервничался, и я залез в ванну. (Женщины, я заметил, так часто делают, чтобы успокоиться.) И я расслабился, удивительно расслабился. И будто бы вновь узнал себя. Это я! Этот спокойный, отдыхающий человек - я! Я вспомнил это чувство двадцатилетней давности. Ощутил себя тем самым парнем, которому было наплевать на достижения и хитовые пластинки, агентов и поклонников, который был сам по себе и знал, что делает.
- Вам нравится быть одному?
- Да, очень! Только когда я оказался один, я снова открыл те ощущения, которые я испытывал в юности. Я помню один случай в моей жизни, когда мы с тетей ходили по горам в Шотландии, далеко на севере. И тогда я впервые почувствовал это, такое потрясающее ощущение... Я еще подумал тогда: наверное, это то, что называется прекрасным, или поэтичным, или черт те как еще... Когда я смотрел кругом, мне казалось, что это галлюцинации. Понимаете, когда идешь, и земля под тобой как будто шевелится, и вереск, и горы - и вот тут приходит это чувство. Что-то. И это как раз то, что заставляет рисовать или писать, потому что это так захватывает, что не может остаться внутри. Хочется об этом рассказать, но как? Описать словами невозможно... и вот тогда берут в руки кисти, пишут стихи и все такое. И это чувство было со мной всю жизнь. Именно поэтому, когда вы все толковали, что здорово бы Ребятам Собраться Снова Вместе, я говорил: "А зачем?" Потому что чувство было у меня и до «Битлз», и есть теперь. Это абсолютное чувство. И оно есть у каждого, но большинство людей не позволяет себе... А я промечтал все так называемые учебные годы. Я был в полном трансе двадцать лет, потому что кругом была только скука. Я или фантазировал, или смотрел фильмы, или проказничал.
- Это напоминает строчки из новой песни “Смотрю на колеса”...
- Да, потому что там говорится, что все, кто комментирует мою жизнь последних лет - критики, пресса, деловые партнеры, другие артисты,- все они в точности как те давние учителя из школы, которые делали мне в дневнике замечания вроде: “Слушал невнимательно, отвлекался, не выполнил задания”, или: “Проявил несерьезность, позволял себе смех...”,“Леннон, встаньте”, “Леннон, сядьте”, “Леннон, сделайте”. Хватит, зачем? За эти годы я смог вновь почувствовать себя. Освободиться от всего лишнего, от “Битлз” в том числе. Я - это я, и это прекрасно. Это - как ходить по тем горам.

---

¹ Американский миллиардер Говард Хьюз был знаменит не только своим браком с киноактрисой Гретой Гарбо, но и тщательно разрекламированным затворничеством. - Здесь и далее примеч. пер.
² Ежегодно выходящий в Великобритании сборник, в котором регистрируются все рекорды - от спортивных до самых нелепых (например, самое длительное стояние на одной ноге). Регистрируется и максимальное количество выпущенных каким-либо музыкантом пластинок.
³ Гленн Миллер - популярный американский композитор (автор музыки к фильму “Серенада солнечной долины”) и руководитель эстрадного оркестра. Погиб во время второй мировой войны.

Перевел с английского Т. АРТЕМОВ