НА ГЕРБЕ СЭРА ПОЛА МАККАРТНИ НАЧЕРТАН ДЕВИЗ: "УЗРИ МОЕ СЕРДЦЕ". ЭТОЙ ОСЕНЬЮ СЕРДЦЕ ПОЛА ОТДАНО НЬЮ-ЙОРКУ, С КОТОРЫМ ЭКС-БИТЛА
СВЯЗЫВАЕТ ОЧЕНЬ МНОГОЕ, А ТАКЖЕ МОСКВЕ. ГДЕ ОН СОБИРАЕТСЯ ВЫСТУПИТЬ В СЛЕДУЮЩЕМ МЕСЯЦЕ.
К десятилетию терактов 11 сентября вы выпустили документальный фильм The Love We Make. Вы действительно работали над ним 10 лет? Этому были какие-то особые причины?
В общем, нет. Просто мы буквально до последнего времени никак не могли его закончить. Только мысль о том, что надвигается десятилетие 9/11, заставила меня спохватиться: погодите-ка, Альберт в 2001 году снял замечательные кадры, а мы так с ними ничего и не сделали! Мне показалось, что
это хороший повод. Я позвонил режиссеру Альберту Мейслзу и спросил: «Слушай, те съемки еще у тебя? А фильм из них получится?» Он с огромным энтузиазмом ответил: «Да, получится!» И я сказал: «Так давай сделаем его».
Расскажите, где вы были 11 сентября 2001 года и как вам пришло в голову организовать концерт.
В тот день я должен был улететь домой, в Англию, после короткой поездки в Америку. Мы уже сидели в самолете, как вдруг пилот сказал: «Мы не можем взлететь. Придется вернуться на базу». А в иллюминаторы по правому борту были видны башни-близнецы. Вначале я увидел один столб дыма, чуть позже — второй. Я сказал: «Это какая-то оптическая иллюзия. Там небольшой пожар или что-то в этом роде». И мы некоторое время смотрели на это. Вдруг один из бортпроводников подошел ко мне и тихо сказал: «В Нью-Йорке серьезное ЧП, вам надо выбираться отсюда». Почему-то меня вывели из самолета первым, перед остальными пассажирами. Но я так и не смог попасть в город — туда никого не пускали. Я приехал в дом на Лонг-Айленде, включил телевизор, смотрел все новости подряд и ломал пальцы, пытаясь понять, что же я могу сделать, как я могу помочь. И мне пришла в голову мысль, что, может быть, мы могли бы устроить концерт.
Нью-Йорк — это город, с которым у вас многое связано. Здесь записывалось знаменитое телешоу Эда Салливана, с которого началась битломания в Америке; здесь убили Джона Леннона; здесь вы оказались 11 сентября. Что вам прежде всего приходит в голову, когда вы думаете об этом городе?
Наверное, люди — ведь я был женат на девушке из Нью-Йорка, Линде. И недавно снова женился на девушке из этого города. Пожалуй, прежде всего я думаю о Линде и ее семье, о нашей с ней семье, обо всех наших знакомых. А потом уже обо всем, что вы упомянули: The Beatles, Эд Салливан, наш знаменитый концерт на стадионе «Ши», концерт в память 11 сентября, многие другие великие концерты. У меня много воспоминаний. Я люблю Нью-Йорк.
Вы до сих пор детально помните первый приезд The Beatles в Америку или он кажется делом давно минувших дней?
Конечно, он отпечатался у меня в памяти. Но, знаете, память — забавная штука. Вроде бы отлично помнишь какую-то историю, пересказываешь ее много-много раз, часто о ней думаешь — и в итоге она перестает быть правдой. Например, когда мы познакомились с Элвисом Пресли, это стало великим событием и для меня, и для остальных битлов. Но когда позже мы вспоминали тот день, у каждого была своя версия. Я сказал: «Он встретил нас у порога и поздоровался». А Ринго возразил: «Ничего подобного! Мы вошли, а он сидел на диване!»
О чем думали вы и другие члены группы, когда в первый раз летели в Америку?
Я всегда говорю молодым музыкантам, что по сравнению с ними нам очень повезло. Мы шли к славе постепен¬но — не то что сейчас, когда утром ты вдруг просыпаешься знаменитым и должен как-то с этим свыкнуться. Мы начали в Ливерпуле, долго пробивались, потом поехали в Гамбург, потом играли по всей Англии. К тому времени как нам предложили поехать в Америку, мы уже были довольно известны в Европе. Мы мечтали об этой поездке, но сказали нашему менеджеру: «Мы не поедем ни в какую в Америку, пока хоть раз не возглавим чарты». Если подумать, это было очень смелое заявление. Но мы не хотели
быть очередной английской группой, кото¬рая, попав в Америку, тут же потерялась на общем фоне. И когда песня «I Want to Hold Your Hand» заняла первое место в американском хит-параде, мы сказали: «Теперь мы готовы».
Приехав в Америку на волне успеха, вы чувствовали себя уверенно?
Да. Когда мы подлетали к Нью-Йорку, пилот связался по радио с аэропортом, и оттуда сказали: «Тут у нас толпы! Вас встречают тысячи людей». — «Ого! — сказали мы. — Надо быстренько побриться!» От нетерпения мы еле дождались посадки. Мы ступили с трапа и сразу окунулись в эту невообразимую истерию. Мы вели себя уверенно, держались так, будто знали, чего ожидать. Но на самом деле мы были просто наглыми юнцами; именно это нам и помогло. На пресс-конференции нас спросили: «Как вы нашли Америку?» И вместо того, чтобы лепетать «Простите, сэр, сами не зна¬ем, как нас сюда занесло», — мы ответили: «В районе Гренландии повернули налево». Нас спрашивали: «Зачем вы приехали?» А мы отвечали: «Ну вообще-то мы первые в вашем хит-параде, если вы не в курсе». Мы были в восторге оттого, что наконец оказались на родине нашей любимой музыки. Конечно, слегка нервничали. Но не настолько сильно, как могли бы, если бы у нас не было первого места в чартах.
Что из того первого визита в США запомнилось вам больше всего?
Концерт на стадионе «Ши». Крики, много криков. От них мы впали в какое-то истерическое состояние — просто не могли поверить, что не слышим сами себя. Нам было не привыкать едва разбирать, в какой мы играем тональности и что происходит вокруг. Но на «Ши» мы в буквальном смысле не слышали ни звука, который издавали. Как будто в наши уши кричал миллиард чаек. Мы только и могли смотреть друг на друга — эти взгляды видно в фильме. Джон в итоге сыграл гитарное соло локтем. Такие вещи запоминаешь навсегда.
Когда вы в первый раз побывали в Америке так, чтобы чувствовать себя свободным и получить удовольствие от поездки?
В 60-х у меня была девушка по имени Джейн Эшер, актриса, она отправилась в тур по США с шекспировской труппой. Я приехал к ней в Денвер, и мы провели некоторое время в Колорадо — болтались без дела, гуляли в горах. Было замечательно. Позже я часто приезжал в Нью-Йорк с Линдой, и мы тоже просто гуляли по улицам. Тогда я как раз отрастил большую черную бороду, мы одевались в старые армейские бушлаты из секонд-хендов, и меня никто не узнавал. Только иногда на улице окликали: «Эй, парень, я тебя где-то видел!» Я отлично проводил время. Ездил в Гарлем, куда в 1964 году нам строго-настрого велели не заглядывать, — уверяли, что там очень опасно. А теперь я спокойно шлялся там, заходил в музыкальные магазины, разговаривал с людьми. Это было отличное, очень расслабленное время, я наконец увидел Америку такой, какая она есть.
Когда вы составляете сет-листы своих концертов, по какому принципу отбираете битловские и небитловские песни?
Я всегда стараюсь удивлять своим сет-листом. Но во времена интернета и YouTube никого уже ничем не удивишь. Стоит один раз что-то сделать, и в ту же минуту об этом узнает весь мир. В последнее время мы исполняем очень много битловских песен. Я стараюсь вставлять и что-то из Wings — они тоже очень популярны у молодых людей, которые ходят на наши концерты. Конечно, добавляю и свои сольные вещи. Но основную массу составляют песни The Beatles. Потому что я стараюсь давать публике то, чего она хочет, а это прежде всего The Beatles. Что ж, не самая плохая музыка.
На концерте в память 11 сентября публика как-то отличилась от обычной?
Да. В те дни изменилось настроение всего мира, всей Америки и особенно всего Нью-Йорка. В воздухе был страх — я никогда такого не чувствовал, особенно в этом городе. Именно страх и породил идею концерта. Во вступительном слове я сказал, что родился во время войны в Ливерпуле, который часто бомбили. Я вырос среди людей, которые только что пережили войну, и хорошо запомнил, как они к ней относились. Они пели под бомбежками. Я подумал, что об этом важно рассказать. Возможно, мы сможем почувствовать ту же старую добрую отвагу, которую я встречал в моих родителях и их ровесниках. Я надеялся, что смогу помочь Америке и Нью-Йорку выбраться из этого страха. Так и случилось.
В каком настроении вы вышли на сцену?
Знаете, мы играли — и сами оправлялись от первоначального ужаса, и понимали, что то же самое происходит со зрителями. Я видел, как пожарные, добровольцы, их семьи и семьи жертв благодаря музыке высвобождали эмоции, которые все эти дни копились в них. Это было прекрасное чувство, поистине прекрасное. Вот одна из причин, почему я люблю музыку и занимаюсь ею. В тот момент мы почувствовали, что принесли немного добра.
Всю вашу карьеру вы постоянно придумывали что-то новое и в музыке, и в видеоискусстве. Как вы реагируете, когда вас называют пионером и новатором?
Я не возражаю, когда обо мне вспоминают, неважно, кто и почему. Мне очень повезло: моя карьера началась с The Beatles, и мы сделали действительно много нового и революционного. Мы не всегда ставили это целью, многие вещи происходили сами собой, и мы не отдавали в них отчета. Понимаете, мы ведь даже не знали, кто такой Эд Салливан, когда приехали в Америку. Мы спросили: «А кто это?» — «Он очень знаменит в Америке, не волнуйтесь». Так мы оказались на знаменитом телешоу. Когда я ждал своей очереди, чтобы выйти и спеть Yesterday, парень, который открывал занавес, спросил: «Нервничаешь?» Я, слегка бравируя, ответил: «Нет». Он сказал: «А стоило бы. На тебя будут смотреть 73 миллиона человек». А взять то самое выступление на стадионе «Ши» — мы толком даже не поняли всю его значимость! Для нас это был просто большой концерт. Так что да, мне нравится, когда другие отдают мне должное, нравится, когда обо мне помнят. И я очень счастлив и горд, что принимал участие в стольких великих событиях.
Вы верите в целительную силу музыки? Что в ней такого, что успокаивает души людей в самые тяжелые времена?
Я много об этом думал и пришел к выводу: это просто волшебство. Как у Шекспира: «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам». На свете так много вещей, о которых мы ничего не знаем. Если пытаться объяснить музыку математически, все сведется к вибрациям, которые даже можно измерить. Но эти вибрации удивительно воздействуют на наши эмоции. Причем вне зависимости от языка и национальности. Можно сыграть эскимосу «Лунный свет» Дебюсси — и он скажет, что это про луну. Как такое возможно? Мне кажется, это очень интересный феномен. Думаю, в будущем появятся какие-то научные объяснения. Но вне зависимости от того, понимаем мы этот механизм или нет, он работает. Музыка может вызвать слезы, заставить улыбаться или пробудить далекие воспоминания. И она, безусловно, имеет некую целительную силу — большую, чем стихи, романы или комедия, хотя они тоже важны.
Именно поэтому вы регулярно участвуете в благотворительных концертах?
Да. Люди часто говорят: «Спасибо за вашу музыку», а я отвечаю: «Это саундтрек к моей жизни». Мне повезло оказаться в этой профессии, и я горжусь тем, что у меня есть возможность помочь людям, утешить их, дать возможность осознать свои эмоции — и мне свои, кстати, тоже. Повторяю: это волшебство, в буквальном смысле. Люди спрашивают: «Неужели вы верите в магию?», и я отвечаю: «Да, верю». У меня просто нет выбора. Одна из моих самых известных песен — «Yesterday». Как и «Let It Be», она мне приснилась — вся мелодия целиком. Я понятия не имею, откуда она взялась. Наверное, мой внутренний компьютер годами загружал информацию и в итоге выдал эту песню. Одна из самых известных в мире песен просто приснилась мне. Так что я после этого могу думать о музыке? Не вижу другого выхода, кроме как считать ее магией.
Где вы умудрились в 2011 году найти пиджак без лацканов, который был на вас вчера на пресс-конференции? Эта мода возвращается?
А то как же! Вы не знали? Да вы серьезно отстали от жизни! Такие пиджаки носит весь Цинциннати!
Вы смотрите телевизионные конкурсы поп-певцов? Как вы думаете, если бы The Beatles существовали сегодня, эти шоу были бы менее ужасными?
Знаете, я ничего против них не имею. По-моему, это здорово. Это то, что сегодня востребовано, — ведь люди всегда получают то, что им нужно. Так что и в этих телешоу есть своя ценность. Иногда я в душе сочувствую участникам, потому что у них ничего нет за плечами. В наше время играли годами, прежде чем становились известными, а сегодня можно прославиться мгновенно. Но вообще эти передачи завораживают, я иногда смотрю их.
А какие еще передачи вам нравятся?
У меня не самый тонкий вкус в том, что касается телевидения. В основном я смотрю спортивные передачи. И, стыдно признаться, иногда не могу оторваться от коммерческих каналов типа «Магазин на диване». А откуда, вы думали, у меня этот пиджак без лацканов?
Ваше имя всплыло в СМИ в связи с последним скандалом, когда выяснилось, что журналисты газеты News Of the World прослушивали разговоры знаменитостей. Как вы отреагировали, узнав, что вас прослушивали?
Пока я мало что об этом знаю. Когда я вернусь домой после этого тура, мне как раз предстоит общение с полицией, там мне расскажут детали. Но хорошего во всем этом мало. Я считаю, что это возмутительное вторжение в частную жизнь. Полагаю, что оно тянулось уже давно, и об этом знают гораздо больше людей, чем мы думаем. Я хочу прослушать эти записи и по¬нять масштаб происшедшего, прежде чем давать комментарии на эту тему.
Концерты и написание песен для вас одинаково важны? Вы получаете от них столько же удовольствия, сколько раньше, или что-то изменилось?
Самое прекрасное, что все меняется к лучшему. Во времена The Beatles нас спросили: как вы думаете, сколько еще вы продержитесь? И мы сказали: 10 лет. В душе мы не надеялись, что это продлится так долго, но вслух сказали «10». Потом были Wings, и я как будто начал все заново. А в последнее время все стало совсем удивительно. Не знаю, что произошло, но публика загорается от малейшей искры. Зрители сегодня настолько великолепны, что это уже совсем другая история, чем в дни моей юности. В общем, все снова изменилось. И по-моему, это чудесно. Меня спрашивают «Как тебе это удается? Ведь ты играешь не для денег и не для славы». Я отвечаю: «Я играю, потому что получаю от этого огромное удовольствие». Прошлым летом мы дали несколько концертов, и это был один сплошной восторг. Люди были счастливы, мы были счастливы. Наверное, это я больше всего и люблю в своей профессии. Я был уверен, что к 70 годам давно испорчусь, пресыщусь и буду думать: ну, я свое дело сделал, с меня хватит. Но все начина¬ется заново каждый раз, как я пишу песню или выхожу на сцену. А ведь еще есть другие проекты: фильмы вроде The Love We Make, или вот я написал балет «Царство океана»... Мне повезло, что у меня есть все эти вещи, — они не дают мне заскучать.
Интервью:
Роберт ХЕЙЗ/IFA,
Перевод:
Анастасия КОНЕВА