«По волне моей памяти», «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты», «31 июня», «Узнай меня», «Колокол тревоги», «Берегите женщин», «Прогноз погоды» — именно в таком порядке следовало бы построить беседу с нашим сегодняшним, как всегда, почётным гостем. Невольно нарушив данную хронологию, мы, тем не менее, постарались затронуть наиболее принципиальные вопросы, касающиеся как коллективов, в которых он работал, так и его творчества в целом. Вокалист, бас-гитарист классического состава группы «Аракс», солист ансамблей «Самоцветы» и «Весёлые ребята» — вот лишь часть послужного списка Сергея Беликова. Впрочем, часть настолько значительная, насколько значителен и его вклад в жанр, о котором пойдёт речь, - отмечает ведущий музыкальной рубрики Петропавловск kz.

- Сергей Григорьевич, рады приветствовать из Петропавловска!
- Взаимно! Знаю, когда-то неоднократно бывал в нём. Север Казахстана, граничит с Омской областью.
- Совершенно верно! Вы у нас были в составе «Аракса», «Самоцветов» или сольно?
- Я бывал там и в пору своей вокально-инструментальной деятельности, был и с туром году в 1986-87-м, когда уже начал сольную работу. В тех краях был очень известный и очень мастеровитый промоутер — как сейчас принято говорить, тогда же это называлось «кустовой администратор», т.е. человек, который «крутит» артистов, условно говоря, по региону. И вот Петропавловск был одним из этих городов.
- Понятно. Первый вопрос как раз по поводу вокально-инструментальных ансамблей. Просматривая Вашу биографию в Интернете, прочитал, что, помимо «Самоцветов», Вы также работали в «Весёлых ребятах». Так ли это на самом деле?
- Да, это правда, в течение одного года я работал в «Весёлых ребятах». Это был 1985-й год. Я влился туда в первую очередь для поездки в Германию и Чехословакию, с парой своих международных треков на немецком и чешском, потому что по схеме репертуара мы должны были спеть там энное количество популярных песен. Но по возвращении в Россию творческие задачи больше озвучивались на словах, нежели реализовывались на деле. Потому что, как показала практика, Павел Яковлевич хотел моим присутствием, скажем так, немножко «приструнить» некоторых артистов – вроде как в коллектив пришёл конкурент… А мы же приятельствовали, «Самоцветы», «Аракс», «Весёлые ребята» — коллективы, которые постоянно общались между собой, прекрасно друг друга знали. С «Самоцветами» «Весёлые ребята» очень часто ездили в совместные туры по дворцам спорта, по отделению работали. И когда я был фронтменом в «Самоцветах», были разговоры: «Серёга, давай к нам!», Павел Яковлевич тоже приглашал: «Сергей, у нас немножко другой вектор развития, у меня есть идеи на Ваш счёт. Вам у нас будет интересно!» Но как только я оказался в «Весёлых ребятах», желание некоторых участников видеть меня в своём коллективе как-то резко исчезло. Это не была конфронтация, но это был зажим, а как можно что-нибудь делать в ситуации такого зажима, вакуума? И вот мы ездим на гастроли, я что-то своё пою в концертах, а по сути, вектор развития какой? – да вроде как и никакой… Ну и через годик пришли к общему решению: собственно говоря, что мне здесь делать – тем более в этот период деятели «Росконцерта» меня очень активно «сватали» на сольную карьеру.
- Которая могла начаться и несколько раньше?
- Собственно говоря, они меня «сватали» еще после ухода из «Аракса» в 1980-м году, но тогда я предпочёл еще несколько лет поработать в «Самоцветах» — опять же, так карта легла. Это было моё решение. Но сольную деятельность я де-факто мог начать ещё в 1981-м году, и карт-бланш мне в лице дирекции концертных программ «Росконцерта» давался весьма серьёзный, сразу предлагалось участие в «дворцовых» программах – то есть рассчитанных на многотысячную аудиторию концертах во Дворцах спорта.
- И тем не менее, Вы предпочли «Самоцветы», где проработали ощутимый срок…
- Я провёл там четыре года, скажем так, с переменным успехом. Первые два, безусловно, были очень творческими и очень полезными для «Самоцветов», потому что тот классический вокально-инструментальный ансамбль -пиджаки с расшитыми лацканами, рубашечки с воротничками поверх пиджачков – всё это ушло в прошлое, и на смену пришли кроссовки, куртки, в общем, мэйнстрим начала 80-х. «Самоцветы» трансформировались не только визуально, но и репертуарно, такие произведения, как «Стоп, мистер Рейган», «Зеркало и шут» показывали, что у коллектива новый, современный вектор, направленный в формат поп-рока. Но – опять же, объективные причины — участники «Самоцветов» обладали определённым потолком возможностей, выше которых как артисты, музыканты, прыгнуть не могли. Хотя те эксперименты были очень удачными, и ансамбль на тот период активно гастролировал. То есть поймите правильно – я не говорю, что благодаря моему присутствию…
- Во многом…
- Но если по факту – приезжаем мы, условно говоря, в город Петропавловск. Первые два концерта прошли, и администрация говорит: «Вы знаете, вы тут такой шорох навели, в городе говорят, «Самоцветы» сейчас во какие!» И мы практически в каждом городе умудрялись продать ещё один день, то есть ещё два или даже три концерта дополнительно.
- Можно сказать, что тогда «Самоцветы» были в большей степени рок-группой?
- Ну, я бы не назвал это рок-группой, потому что всё-таки «Самоцветы» оставались коллективом, в котором визуально на сцене было 5-7 человек, кроме того, коллективом разнонаправленным, не «заточенным» под одну музыку, на одну целевую аудиторию. Звучали, естественно, какие-то произведения 70-х, наиболее известные, пелась характерная для «Самоцветов» 70-х мягкоголосая музыка, и этим занимались одни участники «Самоцветов». А для более модерновой, прогрессивной на 1981-й год стилистики выдвигались на первый план Беликов и Пресняков, как саксофонист и аранжировщик, идейный вдохновитель. И те, кто «тянул» этот, условно говоря, «модерновый сет» — те и участвовали.
- Пластинка «Прогноз погоды», я считаю, очень удачная.
- Я, скажем так, не разделял бы восторгов, потому что там есть работы, которые не дотянуты. Но общий вектор, конечно, в «Прогнозе погоды» угадывается – коллектив зазвучал определённо по-другому. Где-то была откровенная удача – «Зеркало и шут», «Цветы на асфальте», а какие-то произведения носили отпечаток того, что задачу поставили, но как бы не до конца её решили.
- А что произошло в следующие два года?
- И вот как раз мы плавно подошли к 1983-му году, когда в стране случился катаклизм – имею в виду, в вокально-инструментальном жанре – весенний Пленум ЦК КПСС, на котором самым серьёзным образом был поставлен вопрос о состоянии дел на современной эстраде. Потому что Олимпиада ведь выпустила целую обойму: «Аракс», «Машина времени», «Автограф», «Магнетик бэнд», ряд менее знаменитых ансамблей, и всё это выплеснулось наружу и повергло в ужас. Тут вопрос не только в жёсткости звучания (громче стали играть, больше «фуззов», грохота, вокалисты на сцене стали орать, а не петь спокойными голосами), вопрос ещё в текстовой составляющей. И вот это всё стало предметом «разбора полётов» на самом высшем государственном уровне и было объявлено «идеологической диверсией». В связи с этим указом Министерства культуры по всей стране была проведена переаттестация всех официальных ВИА, согласно чему 70-80% программ должны были состоять из песен членов Союза композиторов. Это привело к тому, что десятки, сотни коллективов были расформированы, десятки известных коллективов были вынуждены «сворачивать» свои, назовём их так, «современные движухи». Или кто-то просто уходил с официальной сцены. «Самоцветы» «свернули» ту деятельность, в которой я чувствовал себя как рыба в воде. 1983-84-й годы прошли, мы выжили, более того, с превосходной степенью оценки сдали все программы на разных уровнях. Был такой замминистра культуры Кухарский, он лично жал руку каждому участнику ансамбля за профессиональное мастерство, за музыкальный интеллект, вокально-инструментальную культуру. Сдавая всё это, мы сделали материал, скажем так, более собранно, потише, «интеллигентнее». Это сработало на 200 %, потому что, когда другие были расформированы или ушли в подполье, мы ездили за границу как посланники страны, и в том качестве, в котором коллектив находился в 1983-84 гг., для него были открыты все двери. Но к 1985-му году я почувствовал, что просто наступил какой-то вакуум. Также хочу подчеркнуть, чтобы у читателей складывалась более объективная оценка. Я говорил о том, что нам пришлось что-то пересматривать, а некоторые другие были вот такие непримиримые, не смогли или не захотели противостоять предложениям системы, были расформированы или ушли в андеграунд. Затем наступила перестройка – пожалуйста, делайте! – а оказалось-то…
- Что всё это непрофессионально.
- Вот! И тут-то ярким цветом проявилась чудовищная реальность. Все эти кухонные говоруны, все эти псевдо-рокеры, которые говорили: «Да нас зажимают, да нам бы дали волю – мы бы не хуже «Юрай Хип»!», когда они кинулись наконец-то творить, оказалось: «скрипка, бубен и утюг». Убогий материал, убогий репертуар, убогая трактовка этого репертуара – и всё, и немая сцена. Вот и приехали…
- Как раз тогда на вас навешали жуткое количество несправедливых ярлыков, вы и просоветские, вы и такие-сякие… Но уже сейчас время всё расставляет по своим местам, и это радует.
- Да, были обвинения, что мы так называемые «продажные», шли на компромиссы…
- И, заметьте, наследие, тем не менее, осталось великое.
- Наследие осталось. Например, в виде песни «Мы желаем счастья вам» группы «Цветы» — и какая там продажность? Да, конечно, нам выворачивали руки, но всё-таки будьте справедливы к нам. В этот период хорошими музыкантами, которые работали в коллективах, делался реально хороший продукт! Жизнь показала… В 90-е вспыхнула мощнейшая волна ретро-музыки, и все вокально-инструментальные ансамбли 70-х, все бренды снова, как это принято говорить, поехали по гастролям. А это о чём говорит? О том, что наследие 70-х и первой половины 80-х дало мощную песенную прослойку, и это на генетическом уровне! Я вижу, как тысячи людей, и не 50-летние, а молодёжь, которая тогда даже не родилась – они с таким энтузиазмом горланят и подпевают любой фрагмент песни, который я им предлагаю! И об этом же потом говорят сами журналисты: «Сергей, обратите внимание, удивительная вещь — молодёжь знает и любит эти песни!»
- Сюда, безусловно, относятся и песни Юрия Антонова, записанные им с «Араксом» и прозвучавшие также в фильме «Берегите женщин»…
- Эти песни не писались специально к фильму, они из совместного альбома «Колокол тревоги», который был записан на «Мелодии», но «зарублен» худсоветом. И Антонов в этой ситуации вытащил джокера, организовал показ материала Одесской киностудии, в результате песни легли в основу саундтрека, то есть были приняты на «ура». Таким образом, половина песен из «Колокола тревоги» заняли своё место в фильме «Берегите женщин» и «выстрелили» таким образом. Но по поводу «Колокола тревоги» можно сказать де-факто – готовилась очередная «бомба». Вышли бы эти песни на этом диске – это был бы безусловный бестселлер. Какой бонус получил бы «Аракс», если бы «Колокол тревоги» был выпущен в том виде, в котором готовился! Однако случилось так, как случилось. Нам как бы разбили фундамент, и мы устояли на обломках этого фундамента…
- Тот состав «Аракса» обладал поразительной способностью проникать в аранжировку так, что точнее невозможно…
- Относительно песен Юрия Антонова – вот эта стилистическая точность в аранжировках им корректировалась, справедливости ради надо сказать. Мы и его вещи делали тоже более усложнённо, более эстетски, и он как бы убирал некие «паззлы»: не надо, тут пусть вот так будет…
- Кроме песни «Всё как прежде»?
- Да, здесь он не трогал, а в «Анастасию», «Не забывай» он вносил коррективы. Иногда он был против, чтобы мы придавали большую насыщенность, помпезность его песням, где-то ограничивая рамки, считая, что вот этого достаточно, если дальше – то это уже будет для музыкантов, а он создавал песни для народа.
- Учитывая, что уровень массового вкуса тогда был высок, можно предположить, что и в более «навороченном» варианте всё это имело бы бешеный успех…
- Возможно, возможно.
- А на студии Александра Зацепина «Аракс» записал только его музыку или что-то своё тоже?
- Нет, только его. Мы работали над саундтреками к фильмам «31 июня» и «Узнай меня». Очень приятная была атмосфера, мы тогда впервые поняли, как комфортно работать, когда не тикают часы смены, которую выделяли на «Мелодии», когда надо успеть. А тут – если что-то не получается, спакойненько остановились, посидели, что-то обсудили, кто покурил, кто чаёк попил. Вот эта творческая обстановка, не подгоняемая часами – конечно, великое дело для музыкантов.
- А что касается атмосферы на записи «Звезды и смерти» — правда, что альбом записывался в обстановке строжайшей секретности, и не было никакой уверенности, что он увидит свет?
- Альбом «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты» не записывался в атмосфере секретности, потому что делался после выхода спектакля, и уже никаких запретов на популяризацию этого произведения не было. Диск и фильм начала 80-х – это уже было продолжение темы этой рок-оперы. Но вообще изначально «Звезда и смерть» не без труда пробивала себе дорогу, были неоднократные сдачи этого спектакля…
- Одиннадцать раз, если не ошибаюсь?
- Я сейчас не помню, но неоднократно. Причём мы потом узнали, что это так называемые «худсоветы». Допустим, нам говорили, что у нас сегодня генеральный прогон. Ну, «прогнали». Да, мы знали, что приходили какие-то люди, то ли комиссии, то ли сподвижники – посмотреть. То есть суть в чём – посмотрели, после чего просто мы могли с Алексеем Рыбниковым собраться, обсудить, скорректировать какие-то моменты, потом Марк Анатольевич на репетициях мог сказать: «Ребята, давайте в этом месте попробуем вот так». Нам никогда не говорили, что нам что-то «зарубили», запретили, судя по всему, всё это оставалось там, в системных высоких кабинетах. До нас просто доходила информация, что мы должны что-нибудь подшлифовать, переделать. Вот так в деталях что-то подправили, в итоге «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты» наконец-то получила право на премьеру и стала сенсацией в театральном мире.
- Это была «бомба»…
- Это была «бомба», при том, что «Орфей и Эвридика» уже была, но там немного другой формат, другая музыка, вообще другая эстетика. «Звезда и смерть» стала многолетним бестселлером «Ленкома» и положила начало одному феномену, которого не знала театральная жизнь Советского Союза и Москвы в частности — впервые спектакль стал показываться во Дворцах спорта. Такого наплыва публики на театральное представление в истории театрального искусства не было, это был беспрецедентный момент. Естественно, из экономических соображений «Ленком» взял на вооружение эту «фишку», и «Звезда и смерть» стала отдельно гастролирующим спектаклем. Я подчёркиваю – речь шла не о гастролях театра, а одного спектакля по Дворцам спорта. Это длилось где-то в течение двух лет, 1978-79-й гг. И данная ситуация стала в некоторой степени «яблоком раздора» между «Араксом» и руководством «Ленкома». Допустим, руководство нам говорит, что через неделю в Нижнем Новгороде — «Звезда и смерть», причём, подчёркиваю – внеплановый спектакль. А у нас – собственный концерт. Ну, мы один раз отменили, поехали туда. А в какой-то момент получилось – мы уезжаем на гастроли, и руководство театра «заряжает», говоря слэнгом, «Звезду» в какой-то очередной город. Но мы не можем, мы просто уехали, нас не будет, и мы не можем отменить концерт. Соответственно, это стало проблемой, источником, скажем так, негодования руководства. Короче, всё пришло к тому: «Выбирайте: либо работаете в стенах театра, либо переходите полностью на филармоническую деятельность»…
- И так вы ушли из театра…
- Да, и мы приняли решение уйти из театра. В этот момент уже шли репетиции «Юноны и «Авось». «Ленком» на наше место пригласил музыкантов, которые объединились вокруг Криса Кельми, и в последующий период музыкальную деятельность в театре осуществляло «Рок-Ателье».
- Не могу, конечно, не остановиться на диске «По волне моей памяти». Давид Фёдорович предлагал Вам попробоваться на другие части сюиты, или сразу сказал, что Вы будете петь «Сентиментальную прогулку»?
- Я пробовал сразу «Сентиментальную прогулку» и ещё какое-то произведение, сейчас не могу точно вспомнить, возможно, то, которое пел Саша Барыкин.
- «Приглашение к путешествию».
- Да, и пробовал ещё что-то из этого альбома. Но в итоге Давид Тухманов остановил свой выбор на мне как на исполнителе именно «Сентиментальной прогулки». Потом, в разговоре с Барыкиным выяснилось, что с ним Давид Федорович тоже репетировал не только «Приглашение». Он искал на каждый номер оптимального исполнителя, и таким образом эта ротация привела к тому, что каждый из нас занял именно то место, которое занял.
- А «Трава-мурава» была записана «Араксом» на студии?
- В недрах Ютуба я натыкался на «Траву-мураву». Дело в том, что это не студийная запись, может, она и не концертная, но мы на студии никогда не записывали эту песню. Возможно, она была записана на репетиции – просто включили магнитофон и записали…
- Что говорит о том, что «Аракс» и живьём звучал со студийным качеством.
- Без ложной скромности могу констатировать, что «Аракс», то есть Толя Абрамов, Серёжа Рудницкий, Вадик Голутвин, Тимур Мардалейшвили, Сергей Беликов, Толя Алёшин (он пришёл позже, до него был Саша Садо) – общность музыкантов, удивительная по своей сыгранности, потенциалу каждого. Мой сын лет десять назад заговорил со своим другом об «Араксе», я им дал записи и сказал: «Вот так мы играли тридцать лет назад». Смогли добиться вот такого звучания, такой выучки. Сын только сделал первые шаги в музыке, его друг тоже меломан, они оба сидели с отвисшими челюстями, переглядываясь восхищённо друг с другом и со мной: тридцать лет назад, вот так вот играть?! Я подчёркиваю – это же не сэмплы, люди садились и играли песню от и до, не просто собирали её по кусочкам, а это игра была! И когда это обсуждалось моими, скажем так, молодыми собеседниками – я испытывал уважение к группе, в которой я имел счастье и честь играть, выступать, творить!

Беседовал Дмитрий АВДЕЕВ
Редакция выражает благодарность Григорию Беликову за помощь и участие.