В № 12 «Студенческого меридиана» за 1986 года мы поместили портреты авторов и героев лучших материалов журнала за
год и просили читателей задать вопросы самым популярным.
Наибольшее количество писем пришло в адрес руководителя ансамбля «Машина времени» Андрея Макаревича. И вот Андрей, как
мы и обещали, гость нашей редакции.
Недавно мы вернулись с гастролей в ГДР и Болгарии. Залы всегда переполнены, интерес к советской рок-музыке огромный. Во
всем мире огромный. Проходят времена, когда за рубежом умилялись: «Как? У вас тоже есть рок-группы? Да не может быть?!»
Теперь это внимание — одно из проявлений интереса к нашей культуре, к нашей жизни. Сейчас никто уже не спорит с тем, что
рок-музыка — это тоже вид искусства. Но странное дело: во всех жанрах искусства что-то происходит, что-то меняется —
художники собираются, образуют общества; кинематографисты вообще произвели целую революцию, не отстают и архитекторы...
И только у нас ничего не меняется. Я даже не про рок сейчас говорю, про эстраду вообще. Все остается по-прежнему: как и
раньше, в силе те же приказы, ограничения, их никто не отменял. По-прежнему создаются все условия для того, чтобы люди
рок-музыкой не занимались. Остаются прежние ставки, и вокально-инструментальный жанр (не знаю, кто уж придумал этот
гениальный термин), как и в шестидесятые годы, сохраняет самую низшую тарификацию. Самая высокая ставка у нас — 10 рублей.
А ведь есть еще и 9, и 8, и 7,50. Если ты просто поешь, например, романсы, можешь получить вокальную ставку: это и 12, и
14, и выше, а если еще и играешь... Почему-то считается, что петь гораздо труднее, чем петь и играть одновременно!..
Я не зря тут говорю про деньги, не из меркантильных каких-то соображений. Я говорю о том, что проводится сознательная
линия, направленная на то, чтобы музыканты рок-музыкой не занимались, а уходили бы в другие, более «уважаемые» и «нужные»
жанры.
Я тоже считаю, что инструменты для симфонического оркестра очень нужны, но должно же быть какое-то понимание и наших нужд.
Ведь популярные группы приносят в год по два-три миллиона рублей дохода. Ну понятно, далеко не все. Есть в филармониях и
такие артисты, на концерты которых вообще никто не ходит, вот и включают их в сборные программы «в нагрузку». А ставку
они получают ту же, она всегда одна — поешь ли ты одну песню или целое отделение. А что это за артист, на которого не
ходят, режиссер, чьи фильмы не смотрят?! Кинокартины, не приносящие дохода, с проката снимают, а артистов — нет. А те
почему-то не задумываются: почему их не слушают, нe попробуют что-то пересмотреть в себе, чему-то научиться... В течение
пяти лет поют одну и ту же песню, получая свои 10 рублей. И не секрет, что иные филармонии до сих пор должны государству —
из-за таких вот приживал, халтурщиков. А материальный стимул не самое плохое средство, чтобы бороться с халтурой. Разве
не справедливо — кто больше и лучше работает, на кого зритель идет, тот и получать должен больше?! А так получается, что
пять лет петь одну, и ту же песню много выгоднее.
Уж насколько уважительное отношение к нам в Росконцерте, и то пришлось отстаивать право на эксперимент, на то, чтобы
сделать «Реки и мосты» музыкальным спектаклем, доказывать, что необходимо нам и фонд заработной платы увеличить на
рок-балет, и количество реквизита, аппаратуры. А менее известные группы, каково бывает им?! Вспоминаю, как сами мы
когда-то сдавали новые программы по три-четыре раза: комиссия просто не приезжала — она не получала указаний, как быть с
той или иной группой, а принять ответственность за свое решение не желала. Хочется верить, что подобная практика наконец
выйдет из моды...
Я сейчас получаю много писем от молодых музыкантов. И огромная часть их — и о тех трудностях, которые выпадают на долю
молодых, начинающих. Собираются они вместе, хотят играть рок, имеют свою жизненную позицию, свой взгляд на вещи, уже
что-то пробуют сочинять. А куда им податься, где играть? Из Домов культуры их гонят, денег на аппаратуру нет, где найти
зал — тоже проблема. Хорошо, стали появляться рок-клубы, но пока их немного, и они не могут решить всех проблем. Я уж не
говорю о том, что учиться рок-музыке, технике игры фактически негде. Ну а тем, кто уже чему-то научился и играет
профессионально, без имени тоже пока еще непросто попасть на работу в филармонию. Филармония старается брать на работу
музыкантов уже известных. И получать доход наверняка, а с молодыми еще надо возиться, и риск это немалый... Нет, я знаю
руководителей, которые поддерживают ребят, помогают им, но таких немного, а еще больше таких, что рок-музыку не жалуют. И
их в чем-то тоже можно понять.
В самом деле, с одной стороны, о рок-музыке сегодня говорят уважительно, но, с другой,
еще вчера ее ругали. А что будет завтра? Я, например, не знаю. Вот и стараются приглашать «метров», за которых в случае
чего не попадет.
С каждым годом все неразрешимее проблемы с аппаратурой. Существует вроде бы мнение, что она — это, мол, «прибор для
усиления звука». А зачем его усиливать, если и так все жалуются, что «очень громко». Но аппаратура — это совсем другое.
Это новое поколение инструментов, без которых просто нельзя играть современную музыку на современном уровне. А наша
промышленность хорошие инструменты мирового стандарта производить никак не научится. И я говорю не о музыкальных
компьютерах, а просто об обычных гитарах, которые мы никак не можем дотянуть до мирового класса. Приходится закупать
аппаратуру за рубежом. И на всех ее не хватает. И это можно понять. Но ведь надо и здесь что-то делать?.. Уже несколько
лет дебатируется предложение: сделать несколько передвижных комплектов аппаратуры, которая просто бы работала на крупные
Дворцы спорта и концертные залы. Такое существует во всем мире. Есть фирмы, которые дают группам аппаратуру напрокат, на
выступления. И что вроде бы тут сложного и неудобного — завтра мы выступаем в Ленинграде, значит, сегодня туда выезжает
трейлер с аппаратурой. А через день с ней выступает уже Алла Пугачева. И комплектов таких на первое время нужно и не так
уж много. Но сколько еще времени будет это предложение обсуждаться, я не знаю. А пока мы поощряем спекулянтов, у которых
музыкантам приходится по сумасшедшим ценам покупать крайне необходимую им технику. И опять никто не в выигрыше — ни
музыканты, ни слушатели. На инструментах, которые можно купить в магазине, профессионально заниматься рок-музыкой нельзя.
Я, конечно, имею в виду не то, где музыкант играет — в филармонии или в ДЭЗ, а что он играет и как. Удивительно, но
существует своего рода конфронтация между самодеятельными музыкантами и теми, кто работает на профессиональной сцене.
Особенно усердствует тут московская рок-лаборатория: вот мы играем настоящий рок, а вы — продались. Кто продался? Кому?..
Смирив амбиции, надо попробовать реальнее смотреть на вещи, потому что у этих ребят, если они сами занимаются этой
музыкой и хотят заниматься ею дальше, одна дорога — на профессиональную сцену. И нам вместе нужно думать над тем, как
развиваться рок-музыке дальше. А я боюсь, как бы у нас сейчас не повторилось то, что в свое время случилось с джазом.
Сейчас у нас неплохой джаз, но ведь сколько времени было упущено, как поздно мы опомнились?! Нельзя, чтобы такое
произошло и с рок-музыкой. А говорить «продались», стали «коммерческими»!
Коммерческая музыка — это когда открыто играют на продажу: сегодня в моде «Модерн токин» — значит, будем играть под него,
завтра будет Джексон, приспособимся, сыграем все, что вам угодно. Но такие есть и среди профессионалов, и среди любителей.
И ясно, что надо их открыто за это критиковать. Ну а если группа, никому не подражая, играет свое, ни под кого не
подстраиваясь и ни на кого не стремясь быть похожей и пользуется успехом у слушателей, что в этом плохого? И что плохого
в том, что таких групп станет больше?..
Нам говорят: «Вот раньше вы играли настоящую музыку, а сейчас...» На передаче «Музыкальный ринг» пришлось объясняться с
такими людьми, большинство из которых в силу своего возраста тех наших старых песен просто не слышали, не могли слышать.
Так уж повелось у нас: если группа «подпольная», значит, настоящий рок, если «официально признанная», то «лажа». Повелось
еще с тех времен. «Вот,— нам говорят,— раньше у вас песни были социальней...» Да разве наш «Разговор в поезде» не
социален и не проблемен? Просто эта песня о «правом» и «левом» взгляде на жизнь звучит с экрана и поэтому никого не
пугает, не шокирует. Сейчас едва ли не любая проблемная газетная статья много социальнее, чем любая песня ленинградских
или московских рокеров. Потому что в обстановке прежних лет мы настолько привыкли свои тексты зашифровывать,
«заэзопывать», что сейчас никак не можем от этого отучиться. Но это не страшно. Научимся. Потому что советскую рок-музыку
всегда отличала и социальность, и проблемность. Потому что это, наверное, у нее в крови. Ведь мы не назовем, пожалуй, ни
одной рок-группы, может быть, за редким исключением, которая стала бы популярной только за счет своей музыки. Все-таки у
нас очень большое значение имеют тексты. Злободневность, актуальность их. Гораздо большее, чем в музыке английской или,
скажем, американской.
А то, что существует рок-музыка английская, советская, голландская, с этим, думаю, никто спорить не будет. Потому что
музыканты разных стран, хотят они того или не хотят, несут свою национальную культуру, свои языковые особенности,
мелодические особенности национальной музыки. И при всем своем желании советская рок-группа не может сочинить
полноценную английскую рок-музыку — она все равно будет у нее русской, как бы ни старались. Так и должно быть.
И всем нам сегодня — и самодеятельным группам, и работающим на профессиональной сцене — надо больше общаться. Потому что
проблемы рок-музыки, проблемы, которые нас тревожат в жизни,— наши общие проблемы. Мы должны жить в обстановке здорового
творческого соперничества. Но что пока получается на деле?! У всех жанров музыки есть свои всесоюзные фестивали: у
джазистов есть, у «кээспэшников», у симфонистов, только у нас нет. В 1986-м его наконец удалось провести. И по той
быстроте, с какой расходились два фестивальных альбома, можно было бы судить, что он удался. Но... в этом году снова
заминка. Хотя очень надеюсь, как и обещано, он все же состоится...
Кто мог бы взять на себя организацию ежегодного большого всесоюзного фестиваля рок-музыки? Филармония? Нет. Дело это
хлопотное для нее, не проще ли ей просто пригласить пару известных групп и сделать на этом сбор? Музыканты? Нет, сами
музыканты тоже не в состоянии этим заниматься. Необходим менеджер, очень нужна эта профессия. Сам музыкант заниматься
административной деятельностью не может. Я вот в ужасе замечаю, что все время бегаю по каким-то министерствам, подписываю
какие-то бумаги, что-то доказываю, выбиваю...
Приходится этим заниматься и Павлу Слободкину, и Владимиру Киселеву, и Стасу Намину. Я уверен, что им тоже в сто раз
приятнее было бы заниматься музыкой, а не бегать «по инстанциям», и уверен, что на занятия музыкой времени у них просто
не хватает, но...
Организовать крупный фестиваль — задача архисложная. Кто смог бы что-то сделать? Надо думать. Надо решать, как помочь
развиваться нашей отечественной рок-музыке дальше.
Фото
С. ПАНИНА