Наверх
ДРУЗЬЯ
BEATLES.RU Группа «АРАКС»
АВТОРСКИЕ ПРАВА
Все права принадлежат ПРАВООБЛАДАТЕЛЯМ! Данный сайт создан в некоммерческих целях, носит исключительно ознакомительный характер.
При копировании материалов сайта ссылка на сайт обязательна!
Cliff Richard выпускает 18 декабря DVD «The Blue Sapphire Tour Live 2023». В 2023 году исполняется 65 лет карьере сэра Клиффа Ричарда.
Cliff Richard выпускает 18 декабря DVD «The Blue Sapphire Tour Live 2023», исполняется 65 лет карьере сэра Клиффа Ричарда...
подробнее »»
Новый альбом Rod Stewart - «Swing Fever» выйдет 23 февраля 2024 года. Джазово-эстрадные стандарты 30-50-х годов.
Новый альбом Rod Stewart - «Swing Fever» выйдет 23 февраля 2024 года. Джазово-эстрадные стандарты 30-50-х годов...
подробнее »»
ROCK BOOK - О РОК-МУЗЫКЕ И МУЗЫКАНТАХ.
Публикации о группе «МАШИНА ВРЕМЕНИ»
Предыдущая Предыдущая Следующая Следующая
Андрей МАКАРЕВИЧ:
«И ТУТ ПРИЕХАЛИ МЕНТЫ НА СЕЙШН...»

Накануне юбилея «Машины Времени» лидер группы обнаружил, что из
советского рока мы попали в окружение «агрессивных мерзавцев»
газета «Московский комсомолец», №113(152) от 30 мая 2014 год. Андрей МАКАРЕВИЧ: «И ТУТ ПРИЕХАЛИ МЕНТЫ НА СЕЙШН...»
газета «МОСКОВСКИЙ КОМСОМОЛЕЦ»
№113(152) от 30 мая 2014 год
«Какой-то дурак в Фейсбуке написал: видно, плохи дела у «Машины Времени», раньше за деньги играли, теперь за бесплатно», — сдержанно улыбаясь, рассказывает Андрей Макаревич. Он всегда очень сдержан, даже когда ему страшно весело. Завтра рок-группа празднует юбилей — 45 лет! И по этому случаю «накрывает» грандиозный опен-эйр в Лужниках, напротив Дворца спорта. Валерий Ефремов, Андрей Державин, Александр Кутиков, Андрей Макаревич / пресс-служба «Машины Времени»/.
Приглашены все, кто хочет, любит и ценит творчество легендарной рок-группы, которая стояла у истоков русской рок-музыки и остается по сей день одним из ее символов. А зовут всех на концерт бесплатно, что и стало поводом к «дурацкому» посту в соцсети. Г-н Макаревич объясняет: «Юбилейный концерт на Красной площади, когда нам было 25 лет, тоже был бесплатный. Я считаю, что нехорошо пригласить друзей на свой день рождения, а потом взять с них за это деньги. Это некрасиво». Этими понятиями — красиво и некрасиво — он оценивает почти все в окружающем его мире, вызывая часто огонь на себя. Не для всех, однако, эти простые человеческие категории очевидны…
Накануне торжества «ЗД» не смогла отказать себе в очередном удовольствии встретиться с музыкантом, поэтом, писателем, художником и всегда интересным собеседником, который не только творческой, но и гражданской позицией, четкой и прямолинейной, становился в последнее время причиной и поводом многих публичных переживаний.

ХОЖДЕНИЕ КРУГАМИ

— Андрей, в декабре мы праздновали твой личный юбилей — 60 лет. Многое вспоминали, ты сокрушался, что из тебя настырно пытаются сделать «политического деятеля». Прошло полгода, и вот очередное торжество — «Машине Времени» 45! Прежде над этим не задумывался, но получается, что тебе было всего 15?
— Ну да! Это было совершенно нормально. «Битлы» и «Роллинги» тоже начали в таком возрасте. Это был школьный ансамбль и именно в 1969 году назвался «Машинами Времени» — именно так, во множественном числе, как и было тогда принято у настоящих взрослых рокеров.
— Надо же! В таком юном возрасте, в советской школе, где был комитет комсомола и пионерская организация. Каково это было?
— Это было удивительно хорошо. Мы ныряли в какой-то неведомый океан, в котором водились фантастические рыбы, все они были, конечно, несколько старше нас, но это только подстегивало и воодушевляло.
— «Рыбами» ты называешь персонажей западного рока, запрещенных тогда в СССР как носители чуждой морали, нравственности и идеологической диверсии?
— Не только. Стасик Намин или Сашка Градский, например, были старше меня на два-три года. Сейчас об этом смешно говорить, а тогда это были в прямом смысле старшие товарищи, и разница казалось огромной, чуть ли не длиною в жизнь. Как в детском саду, когда тебе 4, а мне 6 — так я с тобой даже разговаривать не стану.
— Все равно не очень понимаю каких-то, наверное, важных деталей. Например, я стал слушать рок-музыку — насколько это было возможно в те годы, почти тайно и только дома, — лет на десять позже. Тогда нельзя было включить телевизор или радио в любое время суток на нужный канал и кайфовать в неге гитарных запилов, синтезаторных пассажей и барабанной дроби любимого жанра. Человеком из закрытой музыкантско-фанатской тусовки я не был, а рядовому советскому старшекласснику тогда были доступны на хлипких монокассетниках переписанные уже сотой булькающей копией Smokie с культовой «Водки налью» (What Can I Do) или Alice; пара миньонов за 65 копеек «ВИА «Битлз» фирмы «Мелодия» (конечно, никакого слова «рок-группа» на этикетке не печаталось) с четырьмя песенками десятилетней давности, случайно собранными с разных альбомов; и Таня Бодрова на радиостанции «Юность», которая раз в месяц после нудных и длинных сюжетов про какую-нибудь классику, этнику или Валю Толкунову могла вдруг включить под занавес программы «Мир увлечений» в полдвенадцатого вечера четверть песни Pink Floyd, потому что целая песня была длиннее всей передачи. Ну и, конечно, «Мелодии и ритмы зарубежной эстрады» по ЦТ с АВВА и Boney M, щедро дарившимися народу как культурное послабление на большие праздники. И, конечно, никакого хард-рока или панка в эфире, поелику сие считалось исчадием ада и вражьей диверсией против наших духовных скреп — как Кончита Вурст сейчас. Слово «рок» воспринималось нами, советскими старшеклассниками конца 70-х, хоть и манящим, но, несомненно, греховно-недозволенным, вроде мистической порнографии, которую никто не видел, но читал про нее в фельетонах газеты «Правда» о социалистических югославских кинотеатрах, ревизионистски погрязших в буржуазном разврате, или солженицынского «Архипелага ГУЛАГ», о котором все слышали, но уже никто не читал. Извини за столь пространную тираду, но я так и не понимаю — как это уже в 1969 году вы, пятнадцатилетние юнцы, залихватски называли себя рок-группой в стране, где официально никакой рок-музыки не было, и потом не сгнили в советских лагерях или специнтернатах для несовершеннолетних национал-предателей из пятой колонны?
— В рок-группу мы превратились сознательно из фолк-ансамбля. Фолк-ансамбль был под названием Kids («Детки»), который исполнял англоязычные фольклорные английские и американские песни, благо школа у нас была с английским уклоном, и это вполне законно существовало под видом поощряемой художественной самодеятельности. Но в 1969 году мы переименовались в «Машины Времени» и стали бит-группой. Но это не настолько было страшно, как ты сейчас расписал, — действительно, были, наверное, и разные школы, и разный круг общения, и, видимо, немного другое время… Мой опыт не рисовал таких апокалиптических картин. У меня такое ощущение, что в 69-м году советская власть все это еще не очень замечала, это были какие-то детские, юношеские развлечения, которым не придавалось такого серьезного значения, как это уже началось позже. Но, когда это уже началось, волну остановить было невозможно.
— Но и газеты, даже «МК», в котором «Звуковая Дорожка» появилась лишь в 1975 году под страшным цензурным надзором, о рок-музыке, тем более об отечественных «самодеятельных» группах, ничего тогда не писали. Как вы существовали в обстановке информационного вакуума?
— Да при чем тут газеты?! Газеты много тогда о чем не писали, а жизнь шла своим чередом. В Москве в те годы уже было невероятное количество групп, которые изредка, но играли где-то. Был какой-то волшебный воздух, который пришел вместе с рок-н-роллом. Это была отрава, против которой не было противоядия, ничего нельзя было с собой сделать. И еще все-таки были магнитофоны. Все носились с бобинами, кассетами — а у тебя есть последний альбом такого-то? А у меня есть этого! Самым главным средством информации в этом смысле были не газеты, телевидение или радио, а провод, который соединяет два магнитофона, чтобы переписать.
— А когда вы стали из Kids «Машинами Времени», то, конечно, не предполагали, что доживете до 45-летия?
— Конечно, нет! И как это получилось, не знаю, но так вышло. Вот когда помрем, кто-нибудь оставит жизнеописание. Хотя сомневаюсь, что кому-нибудь это будет интересно, потому что память человеческая делается все короче, и скоро людей не будет интересовать даже то, что происходило вчера. Но мы должны быть, по-моему, очень благодарны нашей судьбе и тому, что мы встретились, так много сделали.
— Ну, история «Машины Времени» и так уже исследована до мельчайших подробностей — тома, если все собрать воедино. При этом для зрителей каждый ваш концерт — как новое откровение и захватывающая книжка. А вам самим интересно так же?
— Мы много работали в последние несколько лет, и очень бы не хотелось, чтобы концерт в Лужниках был просто формально еще одним концертом «Машины Времени». Поэтому надо было что-то напридумывать. Но это самое «надо» происходит вовсе не из-под палки, а на кураже, который знаком нам, пожалуй, с первых наших командных опытов. То, что это настроение до сих пор с нами, большое счастье.
— Словосочетание «еще один концерт «Машины Времени» не так уж и плохо! Леннон с Маккартни всегда писали на клавире с текстом нового сочинения — «еще одна песня Леннона—Маккартни»…
— Ну, помимо песен хотелось бы, чтобы, раз юбилей, еще что-то запомнилось. Поэтому мы напридумывали много разных штук. Благо территория Лужников большая, открытая и к этому располагает. Мы составили программу из 45 песен (раз 45 лет!), никогда столько не играли, это где-то три с половиной часа. Есть группы, которые играют концерты такой длины, а мы взяли на себя повышенные обязательства. В этой связи пришлось восстановить много песен, которые мы не играли по 10–20–30 лет, что оказалось значительно легче, чем я предполагал. Меня поразило то, что, чем дольше мы песню не играли, тем легче она вспоминалась. Говорят, что старики детство хорошо помнят (смеется. — прим. «ЗД»). Потом мы придумали, по-моему, хорошую красивую акцию для Фонда Чулпан Хаматовой «Подари жизнь», тем более что Всемирный день защиты детей будет сразу после концерта. К несчастью, детей у нас еще пока надо защищать. Не буду рассказывать деталей, просто хочу, чтобы те, кто придет, были готовы к нашему предложению. Я лично очень рассчитываю на всех людей, которые любят «Машину Времени», и очень надеюсь, что они нас в этой идее поддержат. Мне кажется, помимо прочего это будет просто красиво. Ну и еще всякие мелкие штуки, которые сейчас даже жалко рассказывать, потому что их надо увидеть и пережить самому. Что касается «забытых» песен, то здесь очень все по-разному. С одной стороны, тут как с женщиной. Встречаешься с ней, а потом вдруг — раз, и не хочешь ты ее больше видеть. С песнями такое очень часто происходит. Кончилась любовь с этой песней. А за это время написалось две новых, скажем. И конечно, любому музыканту больше нравится то, что он написал сегодня, потому что у тебя твердое ощущение, что ты говоришь с людьми о том, что сегодня происходит. Поэтому она и появилась. С другой стороны, ты раскапываешь какую-то песню тридцатилетней давности и вдруг понимаешь, что она опять совершенно про сегодняшний день. Андрей Макаревич /из архива «ЗД»/.
— Так же, как произошло с песнями Галича, которые только что ты выпустил отдельным альбомом «Облака», не так ли?
— Абсолютно! Они приобрели просто какую-то обостренную злободневность. К большому сожалению. Но все ходит кругами, видишь.

ОСАДОЧЕК БЕЗ РАДОСТИ

— Такая же злободневность, похоже, возвращается и ко многим ранним сочинениям «Машины» — вроде «Костра», «Поворота», «Солнечного острова», «Лучшего дня». Заезженные на магнитопленках, они тогда заменяли многим передовицы советских газет…
— Думаю, что не заменяли, а были, скорее, альтернативой.
— Получается, вместо «светлого будущего», о котором все мечтали вместе с песнями Галича, «Машины Времени» и многих других, мы скатываемся в «мрачное прошлое», злободневно описанное теми же песнями Галича, «Машины Времени» и многих других… Ужас же!
— Люди очень изменились, поэтому трудно сказать. Ничего не повторяется с точностью. На каждом витке есть много похожего, но есть вещи, которые очень сильно изменились. Мы не можем себе представить конец 70-х, скажем, с Интернетом. Тогда бы это были не 70-е, другой бы запах был у времени. С другой стороны, если нам завтра его отключат, я не очень удивлюсь. Но мы и без мобильных телефонов жили. Человек может и в пещере прожить, это только кажется, что мы без всего этого не сможем. Другой вопрос — зачем?
— В интервью по случаю твоего 60-летия в декабре ты сказал, что у тебя возникает ощущение зря прожитой жизни из-за «отката в прошлое», который уже виден в нашей стране невооруженным глазом. Это отравляет тебе праздник?
— Знаешь, когда мы заняты работой, нам ничто не отравляет праздник. Рефлексия начинается, когда тебе делать нечего. Что касается — зря, не зря. Все-таки, наверное, не зря. Ну не все же сошли с ума.
— Но есть ощущение, что таких становится все меньше, когда вокруг на любой аргумент или контраргумент слышишь только одно заклинание: «Зато Крым наш!»…
— Нет, их не стало меньше. Просто они не орут, а те, кто сдвинулся, очень громко орут.
— Но получается, что те, кто не орет, попали в заложники к истошно орущим?
— Нет, абсолютно. Есть теория малых дел.
— До сих пор в нее веришь?
— А я всю жизнь этим занимаюсь, и очень, знаешь, помогает.
— Но ты же сам признал, что твои знаменитые открытые письма, хотя и вызвали громадный резонанс в обществе, не принесли никакого результата. Люди пошумели, адресат остался невозмутим, ноль внимания, фунт презрения…
— Я умею сдерживаться, понимаешь. Это потеряло смысл, потому что тем, кто считает так же, как и я, писать ничего не надо. С теми же, кто считает по-другому, сегодня разговаривать бессмысленно, потому что они никого не слышат, кроме себя. Я несколько раз пытался вызвать кого-то на нормальный диалог. Говорю: ребята, ну если я неправ, например, в своей позиции по Крыму, то я буду рад, если вы переубедите меня, но только доводами разума, а не истерикой и криками про патриотизм. Ни одного такого человека не нашлось, а ора было достаточно. Ну и чего с ними разговаривать?! Надо, чтобы они выдохнули и пелена с глаз и ушей у них упала. Это произойдет. Обязательно и довольно скоро.
— Неужели?
— Да.
— Одно из самых сильных моих впечатлений от поездки на последнее «Евровидение» в Копенгаген (помимо, разумеется, победительницы Кончиты Вурст) связано с реакцией многотысячного зала на любое упоминание страны России. Люди гудели, букали, топали ногами. С массовым, единодушным и сознательным проявлением такого отношения к нашей стране я, честно говоря, раньше за границей никогда не сталкивался…
— Очень обидно! Скажем, взаимоотношения правительств диктуются геополитическими, экономическими интересами, они прагматичны и циничны, никакие эмоции там не полезны. Но есть еще отношение людей к тому, что происходит. И вот граждане мира, которые такие же люди, как и мы, к сожалению, сейчас относятся к России как к персонажу, который, пользуясь пожаром у соседа, отрезал у него кусок огорода.
— Сейчас в Крыму организуются фестивали, отправляются артистические десанты, хит Валерии «Мы вместе» неожиданно обрел второе дыхание и стал гимном этого процесса… А ты, сольно или с группой, будешь теперь выступать в Крыму?
— Пусть проводят эти фестивали. Нет. Меня звали, я не хочу пока туда ехать.

КТО — В ПЕЩЕРУ, КТО — НА ВОЗДУХ…

— Честно говоря, я все-таки ждал еще одного открытого письма за твоей подписью, думал, ты не сможешь промолчать, когда началась вся эта свистопляска вокруг «Евровидения» и, как остроумно написал Станислав Белковский у нас в «МК», теперь у России есть два главных врага — «киевская хунта» и бородатая певица из Австрии Кончита Вурст…
— Я в Фейсбуке написал, что, ребята, вы просто показываете свою пещерность, и все. В конце концов, относитесь к этому спокойнее. Человек придумал идею, образ, сделал себе имя и деньги и над всеми вами сейчас хохочет, потому что, устраивая истерику, вы только повышаете его популярность, вы о нем говорите и заставляете говорить остальных. Успокойтесь!
— А почему, на твой взгляд, так возбудились? Не поздновато ли? Женщины с бородой были любимым аттракционом еще в шапито начала прошлого века, с тех пор перед глазами публики прошла целая армия мужиков в женских платьях, включая калягинскую донну Розу Д'Альвадорес из Бразилии, где много-много диких обезьян, был, в конце концов, на том же «Евровидении» лесбо-дуэт «Тату», за который патриотично болела вся страна…
— Да, была и Дана Интернешнл… Давай объясню. Потому что наша РПЦ и наши патриоты нашли наконец, на чем плясать. Теперь, значит, надо плясать на гомосексуальных отношениях. Это, мол, противоречит нашей духовности и нашей идеологии.
— Инструмент консолидации «ядерного электората», серой толпы, слепо преданной и готовой на все?
— Конечно! Надо ж против кого-то настроить — против евреев, против гомосексуалистов, против национал-предателей… Какая разница, против кого. Главное, против кого-то.
— И ты, человек-легенда, один из столпов русского рока, тоже оказался недавно в списке «врагов России», вывешенном на огромном дадзыбао в центре Москвы. Не думал, не гадал? Ты, конечно, с иронией это прокомментировал, но разве не становится страшновато? Ведь вывесить в центре города громадное полотнище — ясно, что просто так, без отмашки и указаний, у нас это невозможно…
— Страшновато не было абсолютно. Удовольствия от этого я, конечно, не испытываю, но и никакой катастрофы в этом не вижу. Знаешь, мы ездим по стране, работаем. Я не заметил, чтобы зрителей у нас стало меньше, я не заметил, чтобы нас стали хуже принимать. А что где-то сидят какие-то гаврики, которые думают, что они умнее всех… Ну на здоровье! У нас большая страна, у меня есть возможность с ними не пересекаться.
— Но если так пойдет дальше, «не пересекаться» уже не получится. Заставят. Не кажется ли тебе, что к этому идет и прозвенели уже даже не первый и не второй звонки?
— И что ты предлагаешь? Бежать спасать человечество? Я не знаю, как спасти это человечество. Я могу за этим наблюдать и стараться не терять чувства юмора.
— А если сравнить с советскими временами?
— Знаешь, страшно (уж раз ты так любишь это слово) не было никогда. Пожалуй, когда менты первый раз повязали, тогда, наверное, немножко перебздел.
— Это на каком-нибудь подпольном концерте?
— Ну конечно. Году в 76-м, 77-м… На самом деле разница очень большая. Во времена советской власти, особенно в ее последние годы, никто в это всерьез не верил. А вот сейчас появились какие-то агрессивные мерзавцы, которые ведут за собой идиотов.
— А как «вязали» рокеров на подпольных концертах в советские времена? Через это же многие прошли.
— Все очень одинаково. Приезжали менты на сейшн, вырубали электричество, ловили всех у входа. Но хиппари-то разбегались в разные стороны. А мы-то от аппарата куда побежим, как птицы от гнезда? Это же самое ценное, что было у нас в жизни! Поэтому вязали вместе с аппаратом. И первый раз было непонятно, чем это закончится. А потом схема стала понятна, и заключалась она в том, что они ничего не могли сделать. Как ни странно, тогда к закону относились с гораздо большим уважением, чем сейчас. Сейчас ведь вообще на закон наплевать, а тогда все-таки формально им надо было доказать, чтобы дело какое-то получилось, что мы, скажем, продавали билеты. Тогда это — незаконная финансовая операция и мы подходим под статью. А мы не продавали билеты, мы же были «самодеятельностью», нам хватало ума с этим не связываться. А такой статьи, чтобы посадить людей за то, что они играют свою музыку, у них не было. Валерий ефремов, Андрей Макаревич, Александр Кутиков /архива «МК»/.
— Хотя именно за это режим и хотел вас посадить…
— Да, но ловили нас руками ОБХСС и с точки соблюдения буквы закона тогда все было гораздо лучше.
— Как ты считаешь, что-то из новых песен, которые, как ты говоришь, всегда ближе, чем старые, обретет в наследии «Машины» такое же эпохальное значение, как ранние сочинения «золотой эпохи», вроде того же «Костра», «Солнечного острова» и т.д.?
— Думаю, что нет, и это совершенно не зависит от качества того, что мы делаем. Просто «золотая эпоха» закончилась. Закончилось религиозное поклонение рок-музыке и тем, кто ее делал. Отношение стало нормальным, как к любому другому жанру, более-менее популярному. Ничего страшного в этом не вижу.
— Мик Джаггер, которому 70 и у него семь детей и четверо внуков, только что стал прадедом. Внучка Ассизи, родившая правнука, сказала, что никогда Мика не называла дедом, потому что категории старости для него просто не существует. «Sex, drugs, rock-n-roll» — известный и шаблонный слоган, много женщин, много выпивки… А теперь уже геронтократия и многочисленное потомство стали частью стиля рок-н-ролла.
Я хорошо понимаю Джаггера! А покажи мне мужчину, который любит категорию старости! А много детей бывает не только у рокеров, я тебя уверяю. Так же, как и о многих женщинах мечтали бы многие мужчины, просто у рок-музыкантов было больше возможностей, и они выбирали лучших из лучших. Что касается старости. Ну да, племя рок-музыкантов — первой, второй, даже третьей волны — стареет. Иных уж нет… В театре есть роли стариков, и если ты старый актер, то все-равно остаешься в тренде, потому что знаешь, что будешь играть. А рок, хотя он уже давно перерос границы сугубо молодежной субкультуры, старикам всё-таки играть нехорошо, и исключения только подтверждают правило. Джаз, например, можно играть в любом возрасте, а рок всё-таки противоестественно.
— С другой стороны, рок-музыканты старших поколений по-прежнему как-то заметнее и весомее новых исполнителей, несмотря на молодежный дух этой музыки.
— Те, кто остался, потому и остались, что они заметны. Знаешь, я совершенно не навешиваю на себя этих категорий — рокер — не рокер, джаз — не джаз… Какая разница? Это музыка, и все. Поэтому, ребята, просто приходите на концерт. Я хочу, чтобы завтра было очень много народу и хорошая погода. Под дождем тоже будет хорошо, но лучше без дождя. А все остальное мы вам обещаем.

Материал: Артур ГАСПАРЯН
ОБЩИЕ МАТЕРИАЛЫ
Rock-Book © 2006-2024
Яндекс.Метрика Яндекс цитирования