Максима Леонидова я помню с тех давних времен, когда увидел его в спектакле Ленинградского Театрального института "Ах, эти звезды". Примерно в те же годы, а именно в 1982-м, появился бит-квартет СЕКРЕТ.

В дальнейшем в творческой жизни Максима происходило очень многое: работа в Большом Драматическом театре и в СЕКРЕТЕ, съемки в кино и на телевидении, эмиграция в Израиль и в 1995-м — возвращение, новые песни и новые альбомы. Потом пришло время для появления группы HIPPOBAND. Если в предыдущие годы в творчестве Леонидова присутствовали некоторые интонации и формы, присущие поп-музыке, то в последнее время Максим все больше "рокнроллизируется". Что же касается деталей его биографии, то мне кажется, что со временем они смогут составить отдельную книгу. Ведь интересные фактов в его жизни и в творчестве все продолжают появляться...
Были ли у тебя в минувшем году значимые музыкальные впечатления?
Максим Леонидов: Пожалуй, MY CHEMICAL ROMANCE. Это единственное, о чем всерьез имеет смысл говорить. Во всяком случае, из того, что я слышал. Хотя я постарался еще какой-то музыки в прошлом году послушать, ведь появляются хорошие артисты. К сожалению, у нас в меньшей степени, и в большей степени там. A MY CHEMICAL ROMANCE — это просто какой-то другой язык, хотя понятно, откуда там ноги растут: все это битловско-квиновская школа с подмешанным туда панком. На мой взгляд, очень любопытная история.
А в российских пределах? Кроме тех, кого ты уже давно знаешь и уважаешь?
Максим (большая пауза): Не знаю... Ниче¬го интересного я не услышал. Но, может быть, до меня какие-то вещи просто не доходят.
Осенью прошлого года состоялся большой концерт в БКЗ, посвященный 25-летию СЕКРЕТА. Понятно, что для всех бывших "секретовцев" это было событие значимое, но как ты сам его оцениваешь?
Максим: Я получил от него больше удовольствия, чем от юбилея СЕКРЕТА 5-летней давности. Потому что я настоял на том, чтобы инструментальную часть во многом взяли на себя мои музыканты — то есть HIPPOBAND. И все нормально прозвучало.
Ну да, я на это тоже обратил внимание. Было понятно, почему получается современный хороший звук. На их фоне старый вариант был уже невозможен, и публика вроде как простила этот небольшой обман.
Максим: Лучше пусть будет элемент небольшого обмана, чем лажа. Дело не только в том, старинный звук или современный, но просто ведь невозможно не играть на бас-гитаре 10 лет, а потом с одной репетиции снова научиться на ней играть, и при этом петь, и помнить слова... Не бывает так! Либо ты музыкант, либо уже нет...
Кто был инициатором твоего совместного концерта с Крисом Норманом? Несколько странно, что в результате получился не единый концерт, а два отдельных выхода.
Максим: Есть питерский продюсер Андрей Платонов, который решил сделать такой концерт. Мы это дело поддержали, потому что идея красивая. Можно было все это очень интересно придумать — и я придумал настоящий дуэт с совместным пением песен, с репризами, с какими-то подготовленными импровизациями.
А ты с Крисом Норманом был прежде знаком?
Максим: Нет. Но меня продюсер уверял, что Крис приедет на пару дней пораньше, и что у нас будут репетиции, а в процессе попыток связаться с той стороной выяснилось, что мы все это делаем через московского посредника, и проследить пути нашей электронной почты было невозможно.
Почему?
Максим: Потому что питерскому продюсеру никто прямых контактов Нормана и его директоров не давал, он был связан с Москвой, а в Москве ему говорили, что все будет нормально... И поэтому мы ожидали Криса сначала за два дня до концерта, потом за день до концерта, потом он приехал и предполагалось, что у нас будет встреча, мы все обсудим и решим, как будем делать концерт. Ничего подобного не было. В итоге мы познакомились в коридоре, где между нами состоялся буквально трехсекундный диалог, после чего сразу начался концерт. Я понял, что никто до него ничего не донес, и вообще у меня сложилось ощущение, что для него было сюрпризом, что он выступает с каким-то еще артистом. Было такое ощущение, что он немного обижен. Что он прилетел на сольник, а тут... Он же не знает, кто мы такие, и поэтому у него могло сложиться ощущение, что к его популярности кто-то еще приклеился. И поэтому он на контакт не пошел. И все получилось, к сожалению, формально. Хотя и первое отделение, и второе отделение состоялись, и успех был и унас, и у Криса Нормана.
Несколько лет назад ты скептически говорил о проблемах, стоящих перед Россией в связи с дальнейшим развитием культуры. Что-то изменилось в твоем понимании этих проблем?
Максим: Да, мне кажется, что какие-то вещи с места сдвинулись — скажем, появились разумные передачи на телеканале "Культура". Появились какие-то разумные проекты — например, "Линия жизни". Это проект, куда приходят достойные люди и рассказывают о своей жизни, о пережитом. Где-то что-то еще появилось — скажем, на "Пятом канале" появилась программа "Встречи на Моховой" с Андреем Ургантом. Начали с людей достойных, имеющих отношение к Моховой, но потом все это, к сожалению, стало скатываться до попсовых телезвезд... Тем не менее, какое-то копошение есть. Но если говорить по большому счету, то народ как был дремучий, так и остался.
Ужасно это осознавать, особо если учесть, что уже вовсю крутятся колеса восьмого года XXI века. Но изменений пока не очень много...
Максим: Не очень. Опять же, в силу действий сподвижников что-то появляется, но, конечно, даже лучшие люди очень часто идут на поводу у денежных королей... Вот по телевизору показывают "Золотой граммофон". Поют какие-то артисты, кто-то лучше, кто-то хуже, но, в общем-то, все это никакого отношения к культуре не имеет. И там сидят зрители. Там сидит, к примеру, Федор Бондарчук, который, я уверяю тебя, не то что дома не слушает такую музыку — он вообще даже не в курсе, что есть такие певцы и певицы...
Но, тем не менее, он сидит в первом ряду и притоптывает, прихлопывает и делает вид, что ему все это нравится ужасно. На какой-то из таких вечеринок я видел Елену Образцову. Ну, Образцова-то ладно, она случайно, видимо, туда попала, не понимая, куда ее ведут.
А вот другие люди... Это какой-то образ жизни — наверно, раз уж ты попал туда, то обязан, и если Бондарчуку звонит Константин Эрнст и просит посидеть в первом ряду на "Золотом граммофоне", то Бондарчук отказаться не может, потому что, видимо, его жизнь во многом зависит от "Первого канала". И так далее. Таким образом, создается общественное мнение, что весь этот кошмар — это не такой уж и кошмар. Посмотрите, ребята, кто у нас в зале сидит! Уважаемые люди, артисты драмы, кинорежиссеры...
Когда говоришь с разумными людьми, с хорошими и известными музыкантами, то у всех мнение одинаковое, например, по поводу того, что происходит с "Фабриками звезд". Всем давно понятно, что это профанация. И в связи с этим грустно думать о том, какую же именно культуру можно будет ожидать в последующих генерациях.
Максим: Ну да, о какой культуре можно говорить? Я теперь мало куда хожу. Но я, например, хожу в спортзал, где сталкиваюсь с людьми. И вот я вижу, что некоторые люди не знают, что, входя в помещение, нужно здороваться. А уходя — попрощаться. И ведь у них есть дети. Приходит, например, папа с мальчиком, мальчик на какой-то свой детский спорт, а папа — на взрослый. Папа не здоровается и мальчик не здоровается...
Поговорим лучше о более приятных материях. Я думаю, что рождение дочки настроило тебя в целом более оптимистично...
Максим: Конечно. Во-первых, осознанный ребенок в моем возрасте придает новый смысл существованию. И во-вторых, смотришь на этого ребенка и веришь, что человек изначально богоподобен. Это уже потом его жизнь делает разным. Но ребенок — это абсолютно богоподобное существо. Сейчас ей 3,5 года, и с ней очень любопытно общаться, она очень трогательная, как и все дети. Так что это огромная радость и счастье.
А Почему в твоем последнем альбоме "Мир Для Марии" так много латиноамериканской музыки?
Максим: Не знаю, мне просто кажется, что это жизнерадостная музыка. Ведь у них там все есть — солнце, красное вино, море. Чудесно! Поэтому и ритмы такие.
A То есть ты попытался здесь, в нашей стране, создать хотя бы иллюзию такой же жизни?
Максим (смеется): Да... Но это не специ-ально произошло, просто музыка сама стала такая писаться. К тому же, многие из этих песен я сочинял на море, в отпуске, и поэтому сама окружающая среда диктовала мне такие ритмы.
Чего можно ожидать от тебя и твоей группы в ближайшее время? Новые релизы, новые программы?
Максим: Собственно говоря, официального релиза "Мира Для Марии" еще не было, я пока не могу найти издателя, который внушал бы мне доверие. Я даже не говорю про деньги, потому что на сегодняшний день вопрос финансовый в смысле реализации пластинки — он для меня двадцать пятый. Мне важнее, чтобы пластинка появилась, и чтоб ее услышали. Думаю, что если я не найду достойную выпускающую компанию, которая обеспечит хороший релиз, то просто выложу пластинку в Интернет. Для всех желающих. Потому что мне важнее, чтоб информация до людей дошла. Вот и все. Нет, я, конечно, в любом случае ее выложу в Интернет, просто мне хотелось бы, чтобы сначала она вышла. Я сейчас только-только начинаю как-то думать над новым материалом, потихонечку его писать, и пока в моих планах в октябре записать пластинку в Израиле, потому что мне хочется что-то поменять и, может быть, поработать с другими музыкантами и с другим аранжировщиком. Это будет новый материал. Надо время от времени как-то и что-то менять. Чтобы не зацикливаться на одном и том же.
Будем надеяться, что это у тебя получится. Тем более что у тебя, наверное, остались неплохие связи с людьми в Израиле?
Максим: Да, остались там товарищи, и я знаю тамошние студии, где уже и писался и работал, так что думаю, с этим проблем не будет.

Анатолий ГУНИЦКИЙ,
Фото: : Игорь САХАРОВ, архив Максима ЛЕОНИДОВА