ВРЯД ЛИ найдется человек, хоть сколько-нибудь сведущий в современной музыке, у которого при слове «Ливерпуль» не возникли бы ассоциации с четверкой парней, объединенных словом «Битлз». Для любителей музыки Ливерпуль — прежде всего город, где родились и провели свое детство участники известного ансамбля.
Если степень популярности того или иного человека измерять частотой упоминания его имени мировой печатью, радио и другими средствами информации, то Джон Леннон, Пол Мак-Картни, Джордж Гаррисон и Ринго Старр должны быть, безусловно, названы самыми популярными и самыми парадоксальными фигурами 60-х годов нашего века.
Они начали практически с нуля, но за каких-нибудь два-три года побили все рекорды сенсационной известности и успеха, вызвали массовую истерию среди подростков Западной Европы и США и стали миллионерами.
Никто из «Битлз» не получил систематического музыкального образования, но ряд их произведений озадачивает опытнейших композиторов-профессионалов сложностью и необычностью своей структуры.
Прошло десять лет после их первого триумфа, прошло три года после распада их группы, но и сегодня музыка «Битлз» отнюдь не канула в небытие, как это случилось с огромным числом некогда столь же знаменитых песенок-однодневок. Мелодии «Вчера», «Мишель», «Здесь, там и повсюду» и многие другие продолжают звучать в авторских записях, в старательных подражаниях их молодых последователей и в творческой интерпретации таких мастеров джаза, как Дюк Эллингтон и Элла Фитцджеральд.
Пластинки «Битлз» уже не лидируют ныне в списках бестселлеров, но они продолжают занимать исключительно прочное место; к настоящему времени их продано около 550 миллионов штук!..
Горы печатных материалов рассказывают о каждом из ливерпульской четверни — о детстве, проведенном в бедности, граничащей с нищетой, о королевской роскоши, окружающей их сегодня. Фанатики-битломаны могут почерпнуть там «точные» сведения о школьных проделках и взрослых эскападах, любимых кушаньях и наиболее интимных подробностях личной жизни своих кумиров (чаще всего специально придуманных ими самими с целью мистификации публики).
Хантер Дэвис, «Авторизованная биография «Битлз» (отрывки в переводе Р. Рыбкина). Комментарий музыковеда Л. Переверзева. Послесловие педагога М. Ценципера.
ВЫХОД НА ОРБИТУ. Битломания началась неожиданно и драматично в Англии в октябре 1963 года, и Брайан Эпстайн, импресарио «Битлз», говорил позднее, что она застала его врасплох. Он был готов к успеху, потому что успех у них уже был, но не к истерии.
13 октября зал «Палладиум» с утра осаждали исступленные поклонники. Как только стало известно о собравшихся толпах, на Арджилл-стрит заспешили репортеры. Телевизионные компании, лишенные возможности передавать концерт, послали операторов к зданию, чтобы под рубрикой «Последние новости» передать в эфир кадры беснующейся толпы. Полиция, растерянная и совершенно не подготовленная к такому обороту событий, была не в состоянии навести порядок. Когда «Битлз» вышли наконец из «Палладиума», они в панике заметались и только чудом остались в живых, бросившись со всех ног к спасительной машине.
На следующий день первые полосы всех газет были заняты подробными сообщениями о происшедшем и фотоснимками кликушествующих юнцов и девиц. В сообщениях не говорилось, хорошо или плохо пели «Битлз», в них говорилось лишь о сопутствовавшем хаосе.
Сцены массовой истерии повторялись в Англии день за днем. Даже в небольших городах толпы были огромные. Большинство являлось загодя со спальными мешками.
В Швеции — во время первых гастролей — «Битлз» провели пять дней. Казалось, что радио и телевидение позабыли обо всем на свете, кроме «Битлз» и их поклонников. На концерте в Стокгольме полиция сдерживала безбилетных битломанов у входа при помощи служебных собак.
Внутри сцену охраняли сорок полицейских с дубинками в руках, но тинэйджерам удалось-таки прорвать полицейский кордон. Джорджа сбили с ног, и только благодаря усилиям полиции толпа не затоптала его.
4 ноября в Театре принца Уэльского состоялся «Ройял вэрайети перформанс». Публики было меньше, чем в «Палладиуме», но зато «избранная»: билеты стоили в четыре раза дороже обычного. Концерт был благотворительный, публика состояла из театральной элиты, полусвета и торговцев готовым платьем, пришедших на концерт в надежде увидеть королевскую семью.
С «Битлз» все прошло как обычно: достаточно было объявить, что они будут петь «She Loves You», как началась поголовная истерика.
Объявляя очередной номер, Джон заметил: «Кто на дешевых местах, те хлопают по-настоящему». И, кивнув в сторону лож, добавил: «А остальные только бренчат драгоценностями».
1 ноября они начали новое турне по Англии. К этому времени между владельцами галантерейных и швейных предприятий Англии развернулось бешеное соревнование за право использовать слово «Битлз» в качестве торговой марки для своей продукции. Уже в сентябре 1963 года можно было где угодно купить битловский пиджак без воротника. Начали появляться парики, имитировавшие прически битлов, и фабрика в Бетнал Грин, чтобы удовлетворить
огромный спрос, работала день и ночь.
2 ноября в «Дейли телеграф» появилась первая большая статья с осуждением истерии вокруг «Битлз», служившей, по мнению автора, «заполнителем для пустых голов». «Дейли миррор» моментально парировала выпад, взяв «Битлз» под защиту: «Надо быть закоснелым ханжой и тупицей, чтобы не полюбить этих веселых, шумных, красивых и чуточку сумасшедших «Битлз».
К декабрю 1963 года феноменом «Битлз» занялись наконец солидные еженедельники, чьи психологи в своих статьях прибегли к помощи множества длинных и непонятных слов. Лидеру консерваторов Эдварду Хиту, ранее критиковавшему «Битлз», этот смертный грех был частично прощен, когда он
заявил: «Кто бы год назад мог предвидеть, что «Битлз» спасут производство рубчатого вельвета в Англии».
Брайан Эпстайн рассказывал: «Я беспокоился, что из-за чрезмерного внимания к нам мы можем скоро приесться. Сперва было очень приятно, что газеты без конца обсуждают одежду, привычки и вкусы «Битлз». Мальчикам это сначала нравилось, и к тому же это было хорошо для бизнеса. Но меня не покидала тревога: на сколько еще времени хватит интереса к «Битлз». Внимательно следя за ходом распродажи билетов и регулируя контакты с прессой, мы каким-то чудом сумели предотвратить пресыщение публики — предотвратить то, что погубило столько артистов».
Заветной мечтой газетного репортера в 1963 году стало пусть самое маленькое интервью с «Битлз». Все репортеры знали, что каждое новое интервью с ними забавнее прежнего, потому что в отличие от большинства знаменитостей «Битлз» не любят повторяться. Сами «Битлз» говорили по этому поводу так: «Мы паясничали на пресс-конференциях, потому что все там было несерьезно: нам задавали несерьезные вопросы, и мы давали несерьезные ответы — не такие уж и смешные, если разобраться. Юмор пятиклашек... Ну а когда нас спрашивали что-нибудь дельное про нашу музыку, мы и отвечали серьезно. И мы всегда нервничали на этих встречах, хотя другие этого, вероятно, и не замечали».
О возможных причинах успеха «Битлз» были написаны миллионы слов. Однако сам Брайан Эпстайн настаивал лишь на одном «толковании» феномена: «Битлз» — это «четыре парня с нашей улицы», самые обыкновенные ребята, и в этом суть их контакта с публикой. Люди сразу начинают отождествлять себя с ними».
...Поездка в Америку вызывала у «Битлз» сильное беспокойство. Правда, Джордж, уже побывавший там, утверждал, что «туземцы смахивают на людей и все еще может обойтись». Но Джона тревожило, что еще ни одному английскому певцу или ансамблю не удалось добиться успеха в Америке.
В январе 1964 года песня «I Want To Hold Your Hand» в американских таблицах популярности была на 83-м месте.
Пока шла деятельная подготовка к американским гастролям, Брайан Эпстайн организовал для «Битлз» вторую по счету поездку в Европу, на этот раз — во Францию. Там в номере «люкс» парижского отеля «Георг V» их и застало известие, что их песня вышла в Америке на первое место.
Играя на успехе пластинок «Битлз» в Америке, Эпстайн убедил известную американскую фирму «Кэпитол» потратить пятьдесят тысяч долларов на рекламную кампанию. Пять миллионов афиш возвещали о скором прибытии «Битлз»; каждая американская радиостанция получила бесплатно по экземпляру всех пластинок «Битлз», выпущенных в Англии; был бесплатно распространен миллион экземпляров газеты, все четыре полосы которой были посвящены «Битлз»; наконец, руководство фирмы сфотографировалось в битловских париках.
Все сомнения и страхи рассеялись как дым, когда самолет приземлился в аэропорту Кеннеди: там уже бесновалось десять с лишним тысяч тинэйджеров, которые пели песню «Мы любим вас, «Битлз», ставшую как бы гимном американских битломанов. Каждый из пассажиров самолета, сходя на землю, получал от представителей фирмы «Кэпитол» битловский набор: парик, фото с автографом и значок с надписью: «Битлз» мне по душе». Рекламная кампания была запущена на полный ход.
Началась пресс-конференция.
— Споете нам что-нибудь?
— Деньги вперед, — ответил Джон.
— Чем вы объясняете свой успех?
— Тем, что у нас есть пресс-агент.
— Стричься думаете?
— Постриглись только вчера.
— Что вы скажете о Бетховене?
— Я люблю его, — ответил Ринго, — особенно его стихи.
Не было газеты, которая не уделила бы им много места, и попытки анализа «мифа о битлах» отличались заумностью и многословием. Состоялась еще одна невиданных масштабов пресс-конференция. «Вы уже подобрали кого-нибудь на главную женскую роль в своем фильме?» — «Хотим пригласить королеву, — ответил Джордж, — на нее пойдут». Теперь у «Битлз» не было отбоя от американских дельцов, готовых заплатить любую цену, лишь бы связать имя «Битлз» со своими товарами.
...На каждом из двух концертов в «Карнеги Холл» побывало по шесть с лишним тысяч зрителей.
Выступления «Битлз», длившиеся всего лишь двадцать пять минут, шли под аккомпанемент истерических воплей тинэйджеров.
«НАЧИНАЕМ С ПУСТОГО МЕСТА И ВКАЛЫВАЕМ». Ко; времени, когда Джон и Пол начали серьезно записываться, то есть к 1962 году, они уже шесть лет подряд вместе играли и писали музыку, создав сотни песен, большая часть которых забыта или потеряна.
Никто не знает, как вообще возникает у них в голове тот или другой мотив. Спрашивать их самих, если только речь не идет о чем-то совсем недавнем, бесполезно: все напрочь забыто. Что-то узнать можно, только присутствуя при их работе.
В первый по-настоящему весенний день Пол выехал на прогулку со своей собакой Мартой. Марта носилась взад-вперед, из-за туч неожиданно проглянуло солнце, и Пол подумал: наконец-то весна. «Меняется к лучшему», — сказал он себе. Он имел в виду погоду, но фраза заставила его улыбнуться.
В два часа пополудни, когда пришел Джон, Пол предложил:
— Давай напишем песню под названием «Меняется к лучшему».
И, дурачась, они начали петь и импровизировать, и это продолжалось до двух часов ночи. На следующий вечер все четверо отправились в студию звукозаписи. Пол сыграл песню на рояле и спел слова, которые они с Джоном успели сочинить. Ринго и Джорджу понравилось, понравилось и Джорджу Мартину, руководившему звукозаписью.
Первым этапом работы по «системе слоеного пирога», которой они теперь пользовались, была запись сопровождения.
Они обсудили, каким должно быть звучание в целом, а когда разговоры им наскучили, разбрелись по студии и стали каждый сам по себе бренчать на разных инструментах.
Ринго сел за свои барабаны и предложил сопровождение, которое, как ему казалось, могло подойти; Пол стоял рядом и, стараясь перекричать шум, пел ему песню на ухо.
Работа над обрывками и кусочками продолжалась часа два; по истечении их элементы сопровождения были готовы. Джордж Мартин и двое операторов перешли в застекленную звукоизолированную комнату. Микрофоны и нужные инструменты перенесли в один угол, и наконец четверка запела и заиграла «It's Getting Better». Ринго в окружении ударных сидел чуть поодаль; остальные трое, сблизив головы, пели в один микрофон.
Они проиграли песню раз десять; в операторской наверху записывались только их инструменты, но не голоса. Время от времени Пол говорил: «Еще раз по-другому» или: «Поменьше басов, побольше ударника». К полуночи сопровождение было записано.
На другой день Джон и Джордж пришли домой к Полу. Ринго не было: они собирались записывать пение, и он им не был нужен. В полвосьмого вечера втроем отправились в студию, где их уже ждал Джордж Мартин.
Они прослушали сделанную накануне запись сопровождения много раз подряд. Время от времени Пол говорил оператору, на какие рычаги нажимать.
И вот три головы, сблизившись над микрофоном, запели, а Джордж Мартин со своими двумя помощниками начал в операторской запись. «Битлз» не играли, а только пели, но каждый из них слышал через наушники сделанную накануне запись сопровождения. В студии же слышались только их голоса, звучавшие нестройно и фальшиво... К двум часам ночи они довели песню до состояния, на их взгляд, более или менее удовлетворительного.
Впечатление такое, будто «Битлз» записывают свою музыку совершенно беспорядочно. Метод проб и ошибок, которому они следуют, безусловно, дорогостоящий. Прежде они записывались «в один заход», на одной или самое большее двух дорожках; теперь — минимум на четырех, поскольку
они постоянно ищут новые инструменты или новые эффекты в сопровождении.
Вообще говоря, процесс создания песен далеко не одинаков.
«Последние четыре песни любой из наших долгоиграющих, как правило, чистое ремесленничество, — говорит Пол. — Когда не хватает для пластинки четырех песен, мы садимся и делаем их, и получается не обязательно хуже прежних — часто даже лучше, потому что на этом этапе работы над долгоиграющей мы уже ясно представляем себе, какие песни для нее нужны».
Так по-ремесленнически было написано около трети их песен. Остальные же в той или иной степени обязаны вдохновению.
Когда «Битлз» говорят — это сделать невозможно или объясняют им, что идеи, которые им кажутся новыми, на самом деле старые-престарые, это не производит на них никакого впечатления. Джордж Мартин считает, что время его совместной работы с ними можно разделить на два периода: «Сначала я был им страшно нужен. Они ничего не знали и во всем полагались на меня. Теперь все изменилось: они сами знают, что хотят слышать на пластинке, и моя работа состоит в том, чтобы помочь им этого добиться. За это время из опекуна четырех желторотых ливерпульских мальчишек я стал тем, что я есть теперь: человеком, который цепляется за последние остатки своей прежней власти в студии звукозаписи».
Джордж Мартин считает, что из всей четверки наиболее разносторонней музыкальной одаренностью отличается Пол, способный выдавать новые (и превосходные!) мотивы в любом количестве. Он всегда стремится к лучшему и, кстати сказать, прилагает огромные усилия, чтобы сравняться с Джоном в сочинении текстов. Знакомство с Джоном заставило Пола искать слова большей глубины, и вряд ли Пол смог бы написать «Элинор Ригби», если бы это знакомство не состоялось.
Врожденный музыкальный талант есть и у Пола и у Джона, но он у них разный. Быть может, самое любопытное в них как композиторах то, что, несмотря на тесное общение и совместную работу в течение десяти с лишним лет, обоим удалось сохранить свою индивидуальность. Конечно, они влияют друг на друга. Пол старается равняться по Джону в работе над текстом, а Джон учится у Пола взыскательности и трудолюбию; но они по-прежнему совсем разные.
«Битлз» абсолютно не интересует, действительно ли они «самые большие композиторы-песенники в сегодняшнем мире». «Каждый раз мы стараемся сделать что-то новое, — говорит Пол. — Работа — наше хобби, и мы хотим, чтобы она доставляла нам удовольствие».
А вот что говорит о продукции «Битлз» Джон: «Хорошие песни, но ничего сногсшибательного. Когда слышу их по радио, они оставляют меня равнодушным... Пожалуй, я потому так безразличен к нашей музыке, что другие принимают ее слишком всерьез. Иногда это приятно, но в основном действует на нервы. Нравится — и прекрасно, но превозносить ее до небес, черт те что из нее выкапывать, поднимать шумиху — нет, этого мне не понять... Мы не сделали ничего, что было бы важно, но стоит двум-трем дуракам подать голос, как все остальные начинают думать, что это и впрямь что-то важное. Конечно, мы их тоже дурачим, потому что знаем: они хотят, чтобы их дурачили, они дали нам свободу дурачить их. Бывает, мы говорим друг другу: давай всунем сюда то или это, пусть они поломают себе голову... Под влиянием публики мы начинаем думать, что и в самом деле важные персоны. Но скажи мы людям, что, когда писали «She's Leaving Homе», мы на самом деле думали о бананах, — они ни за что не поверят... Люди думают: «Битлз» знают, что у них получается. А мы не знаем; мы только делаем — вот и все...»
Читатель без труда заметит в высказываниях «Битлз» неуемное стремление поразить, эпатировать слушателя. Помимо нестандартности мышления, тут важную роль играет... сама роль, которую предписано играть «Битлз» для завоевания и поддержания популярности. По этой причине самооценку «Битлз» стоит проверить оценкой других людей. Интересно в этом смысле мнение писателя Джеймса Олдриджа. «Каждая песенка «Битлз», — пишет Олдридж, — это, в сущности, маленькая опера. Среди них есть и хорошие и плохие. Но в лучших схвачено и выражено какое-то настроение молодежи, какое-то понимание жизни! В «Элинор Ригби» — это трагедия одинокой девушки. В «Земляничных грядах» на мгновение обнажается своего рода нереальность того мира, в котором живет вся наша молодежь. В долгоиграющей пластинке «Оркестр клуба одиноких сердец сержанта Пеппера» есть несколько песенок, которые хоть и не касаются специально рабочих, но рисуют ситуации, типичные для рабочего класса. В двадцати пяти строках песни «Мне все лучше» рассказана вся история человека от школьных дней, человека, который чувствует, что его не пускают вперед...
Даже при том, — замечает Олдридж, — что в поэзии «Битлз» рабочие фигурируют только как отдельные люди, а не представители класса, они хотя бы к отдельному рабочему относятся с уважением... Личность рабочего подается честно, без предательства, а это важно в эпоху, когда другие изображают его как существо, плывущее по течению и наделенное только животными инстинктами...»
Новое содержание, принесенное «Битлз» в поп-музыку 60-х годов, утвердило в ней и новые формы. Они начали с подражания негритянским исполнителям «ритм-энд-блюза», затем открыли для себя и своих слушателей наследие средневековой песенной культуры, а под конец пришли к ощущению внутреннего родства всех языков музыки — будь то западные или восточные, — из которых они абсолютно свободно брали именно то, что наилучшим образом отвечало их художественной задаче.
Не все оказалось гладко на этом пути. Преимущества сочинения прямо в студии звукозаписи побудили их резко сократить концертную деятельность, а после 1966 года «Битлз» вообще перестали выступать перед публикой. В 1970 году этот музыкальный коллектив и вовсе распался.
Каждый из четверых пошел своим путем. Джон Леннон сосредоточился на сочинении песен, Пол Мак-Картни после Годового молчания заявил о себе как о талантливом исполнителе-солисте, а затем организовал ансамбль из пяти человек «Уингз» («Крылья»), ориентированный прежде всего на «живое» общение с аудиторией. Одна из недавних его песен — «Отдайте Ирландию ирландцам» вызвала столь сильный общественный резонанс, что Би-Би-Си наложила запрет на ее исполнение по радио. Ринго Старр начал регулярно сниматься в кино и даже ставить собственные фильмы, не забывая, однако, и о музыке. Джордж Гаррисон углубился в изучение теории и практики индийской музыкальной культуры, но 1 августа 1971 года мир услышал о нем как об организаторе знаменитого концерта в пользу народа Бангладеш. Широкоформатный документальный фильм об этом концерте и пластинки с записью прозвучавшей на нем музыки до сих пор пользуются огромным успехом. Итак, четверо расстались, но о каждом из них по-прежнему говорят: один из «Битлз». Вот уже три года, как они работают порознь, и может, в этом есть свой смысл; каждый сумел полнее раскрыть какие-то свои особые склонности и способности.
«Будут ли они снова вместе?» — не перестают спрашивать старые и новые поклонники «Битлз». И, словно отвечая на этот вопрос, в середине марта 1973 года Гаррисон, Леннон и Старр встретились в Лос-Анджелесе, чтобы обсудить окончательную ликвидацию взаимных финансовых обязательств. Встреча закончилась — одни говорят: неожиданно, другие: вполне естественно — новым сеансом звукозаписи. Говорят также, что Мак-Картни, который в это время в Англии готовил музыкальную передачу для телевидения, уже успел прослушать эти записи и непременно добавит к ним несколько песен собственного сочинения...
Итак, новая страница в истории «Битлз»... Сколько их еще впереди?..
СНАЧАЛА НЕ О «БИТЛЗ»... В одной из газет добрым словом помянули ученицу моей школы. И пошло-поехало: «Дорогой незнакомой подруге Лене...» Заметьте: «незнакомая», она уже определена в «подруги». А с подруги можно кое-что и спросить. «Вышли свое фото», «Какой мальчик тебе нравится?», «Давай меняться артистами»... В одном из конвертов оказался ультиматум: «Роза на розу, Букет на букет, Хочешь не хочешь, Пиши мне ответ».
Однако не будем слишком строги к автору: на пару с Леной им едва-едва двадцать пять годиков.
Дело, однако, круто меняется, если «просто так», без серьезных поводов, за перо берутся люди много взрослее. У Ирины Родниной они выспрашивают, почему фигуристка сменила партнера. Незнакомому актеру с обложки журнала шлют собственные фото с обратным адресом, серьезно рассчитывая на взаимные чувства. Возлюбив же музыку «Битлз», спешат ударить о том во вселенский набат...
С годами наивная детская непосредственность у иных молодых людей оборачивается бесцеремонностью и вульгарностью. Известно крылатое выражение Маяковского: «Я поэт и тем интересен». Однако некоторым только поэта мало — им подавай детали писательского быта, посторонних глаз вовсе не касающиеся. Любой из нас вправе «не выкладываться» перед каждым встречным. Почему же в таком естественном праве мы отказываем артисту, поэту, певцу? Откуда эта назойливая жажда прошуметь о своих «чувствах», выспросить разную ерунду и при этом обязательно затребовать «ответ»? Такие письма, кстати сказать, получает и редакция «Ровесника».
Как ни грустно, приходится признать, что ажиотаж вокруг модных имен (или по-настоящему крупных явлений культуры) частенько вызван пустячными мотивами.
Корни этого досадного явления в недостаточной культуре, а то и просто в элементарной невоспитанности. Вероятно, тут можно упрекнуть и нас, школу: порой приобщение ребят к книге, к музыке носит поверхностный характер. Нельзя не согласиться со справедливым упреком многих читателей в невнимании к некоторым крупным явлениям сегодняшней культуры. Несомненно, к ним относится и то, что именуется коротеньким словом «Битлз».
Я с интересом прочел отрывок из книги Хантера Девиса о талантливых ливерпульцах. Но меня, как и многих читателей, озаботила оборотная сторона медали: битломания, атмосфера патологической истерии вокруг музыки «Битлз».
Надо сказать, что четверка ливерпульцев вполне самокритична и с достаточной строгостью относится к своим «почитателям». Но вот сами они...
Я прочел несколько писем подобных «ценителей» «Битлз» (а «Ровесник» получает их чуть ли не каждый день), и не могу сейчас не сказать, что часто это чтение было неприятным. Было стыдно за ребят, девушек, создавших для себя нелепого, неумного «бога». Вы послушайте, о чем поют те же «Битлз» — о человеке, «как ты да я», о любви, о сострадании, радости и горе утраты. В общем-то о простых вещах, о вещах «чистых», как ветер при хорошей скорости, как солнце после холода, как усталость после доброй работы... Они ведь поют о себе и о каждом человеке, уважающем себя и других. При чем же здесь идолы, зачем восторженные вопли?! Тут есть и еще одна сторона. Нашей молодежи все чаще доводится иметь дело не только с добрыми злаками зарубежной культуры, но и с ее плевелами. Противостоять им не так-то просто: требуются и проникновенное, умное слово учителя, и четко аргументированная позиция молодежной прессы. А главное, собственное противоборство тому, что Герцен так метко назвал когда-то «табунным чувством». Внешних патентов на понимание тут нет. Всеядность не равнозначна широте вкусов, переживания собственного сердца не обязательно выставлять на всеобщее обозрение. Музыка «Битлз» мне тоже нравится. Но сие обстоятельство как-то вполне совмещается с давним восхищением Чайковским и Григом.
М. ЦЕНЦИПЕР,
директор 437-й московской школы, кандидат педагогических наук
