И по сей день в Америке слово «медитация» для многих ассоциируется с именем «Битлз». Именно благо-даря этой группе техника медитации получила на Западе огромную популярность. А случилось вот что. Джон Леннон, а с ним и другие члены группы, в какой-то момент стали подозревать, что мир значительно шире, богаче и интереснее, чем он представлялся им раньше. Они начинают увлекаться восточной философией. Они пытаются ответить себе на вопросы: «кто такой человек», «что он может?», «какова его взаимосвязь с миром?». Они отправляются в Индию. На все гастроли вместе с ними начинает ездить учитель медитации гуру Махариши. Ну а поскольку Битлз были очень популярны, вместе с ними новый для себя мир открывали и тысячи их почитателей. Эта сторона жизни популярной группы до сих пор была мало известна. Сегодня мы предлагаем вашему вниманию две публикации. Первая из них принадлежит перу Джона Леннона и он рассказывает в ней о собственных духовных поисках и попытках осознать индивидуальный путь, а во второй говорится о том, что означает для Пола Маккартни такое понятие, как вегетарианство.

ДЖОН ЛЕННОН, КОТОРОГО МЫ НЕ ЗНАЕМ

«Я ЖДАЛ ЭТОГО ЦЕЛУЮ ВЕЧНОСТЬ...»

Я всю жизнь мечтал о женщине с черными волосами, широкими скулами, красивой и умной. О женщине с душой свободного художника.
О женщине, близкой мне по духу.
О женщине, которую я когда-то хорошо знал, но потерял и не могу отыскать.
Этот смутный образ пополнился еще одной конкретной чертой, когда по дороге домой из Австралии я остановился незадолго в Индии. Я понял, что мечтаю о женщине азиатской расы. Образ мечты не может воплотиться, пока он не завершен.
Теперь он был завершен.
Как и у всех моих сверстников, мои подростковые сексуальные фантазии были полны гигантскими нордическими богинями любви вроде Аниты Экберг. В конце пятидесятых место «девушки моей мечты» прочно заняла Бриджит Бардо. Все мои тогдашние подруги страдали от моего настойчивого стремления сделать из них подобие белокурой кинозвезды. К тому моменту, когда я женился в первый раз, я успел превратить свою будущую жену (натуральную шатенку) в длинноволосую блондинку с обязательной челкой.
Личное знакомство с Бриджит состоялось несколько лет спустя. Я был на пике популярности, а ее слава начинала меркнуть...
Я встретил Йоко, и моя мечта воплотилась.
Это единственная женщина, с которой мы похожи во всем. Во всем лучшем, разумеется. В моей жизни было достаточно бурных «любовных приключений», но не было среди них ни одного, на которое я был бы готов променять свое теперешнее скучное положение женатого счастливого человека.
Спасение, наконец-то! Я ждал этого целую вечность.
Поскольку я очень робок (особенно в присутствии красивых женщин), я ждал, что она будет «спасать меня», «ограждать от всего этого». Но Йоко очень деликатно уловила состояние моей души. Она воодушевляла меня, помогая справляться с моими проблемами, но при этом не совала нос в мои дела, как это обычно делали все мои предыдущие подруги. И, к великому удивлению моего патриархального мужского «Я», у нее был круг своих собственных интересов.
Я вырос в «благородной бедности» так называемого «среднего класса» и потому не должен был удивляться тем потокам ненависти, которые обрушились на наши головы, едва мы ступили на землю Британии — этого «бастиона демократии». (До сих пор в ушах милая шепелявость настоящих кокни: «Не понимаю, почему он не мог найти себе нормальную английскую девушку?») Какое безобразие! Один из «наших» бросает родной англосаксонский семейный очаг и удирает к какой-то косоглазой! Да он что, забыл о битве с япошками на реке Куа? Он что, забыл про нападение на Перл-Харбор? Английские газеты соревновались в оскорблениях Йоко. На нее прорвалась вся та ненависть к иностранцам, которую обычно приходилось скрывать, — «Общий рынок» и все такое, и не назовешь француза «лягушатником», немца — «бошем», итальянца — «макаронником», даже про «индийских мартышек» нужно было забыть. А тут такой великолепный случай: «мерзкая косоглазая», на которую можно выплеснуть, причем безнаказанно, всю эту дрянь. Это было больно и унизительно для нас обоих.
Йоко с трудом понимала происходящее: дома, в Японии, ее почитали как одну из самых красивых и умных женщин страны. Мне было стыдно за откровенный британский расизм. Причем его ростки я находил и в себе. Я, например, верил в английскую народную сказку о том, что расисты — это только янки. «Да что ты, старина, у нас это невозможно, это было бы против наших правил». Но должен заметить, что в своих многочисленных путешествиях я убедился: каждая раса и нация считает себя выше других, то же происходит и с классами. (А в Америке рассказывают сказку, что у них нет классовой системы.)
Йоко дала мне силы взглянуть пристальней на мою семью. На мою настоящую семью. На «Битлз». Участие в группе изматывало меня хуже любой домашней рутины. У меня не хватало сил порвать с «Битлз», хотя я часто думал о том, как это можно сделать.
«Битлз» стали для меня капканом, западней, из которой я один не мог выбраться, хотя и предпринимал такие попытки. Я один писал книги, переделывал их в пьесы для Национального театра. Я снял фильм. (Самый поганый из всех фильмов. Таким он получился потому, что ставил его Дик Лестер, не режиссер, а властолюбивый фигляр.) Но все это я делал скорее по той причине, что мы перестали гастролировать и появилось свободное время, а не из-за действительной самостоятельности моих помыслов. Но как бы то ни было, уже тогда, в 1965-м, я мечтал о свободе. Я больше всего боялся, что мне будет «нечего делать». Какая жизнь без гастролей? Просто жизнь. Я постоянно благодарю Иисуса, что мы перестали разъезжать с концертами. Ведь если бы я в свое время не ляпнул, что «Битлз» больше, чем Иисус Христос», чем привел в ярость всех христианских куклуксклановцев, которые поспешили сорвать наши американские гастроли, то, видит Бог, мы бы до сих пор скакали, как блохи, по концертным эстрадам всего мира. Бог спасет Америку! Спасибо тебе, Иисус!
Когда я наконец набрался храбрости и сказал своим компаньонам, что (цитирую) «хочу развода» (конец цитаты), они поняли — это серьезно, это не пустые слова вроде угроз Ринго и Джорджа покинуть группу. Я, должен сознаться, чувствовал себя виноватым из-за того, что так неожиданно все им выложил. Ведь у меня была Йоко, а у них не было никого, кроме друг друга. Но я виноват и перед Йоко — по инерции представил Маккартни как соавтора моей первой сольной песни («Дайте миру шанс») и не упомянул ее, которая в действительности участвовала в создании этого произведения. Я собрал группу. Я ее распустил. Все очень просто. Мы с Йоко инстинктивно почуяли, что лучшая защита — это наступление. И выпустили наш первый диск, украсив его совместной фотографией: мы с Йоко, слегка разжиревшие и далеко не первой молодости, были сняты абсолютно голыми. Это фото очень нас веселило, но оно совершенно парализовало мещан, обитателей так называемого «цивилизованного мира». В число этих паралитиков вошли даже такие авангардные революционные мыслители, как Поль и Джордж, и даже сам Ринго. Я не держу на них зла. В прошлом «Битлз» были важной частью моей жизни (но не более важной, чем некоторые другие).
Мне совершенно безразлично, буду ли я опять записы вать музыку. Я начал с рок-н-ролла и закончил чистым рок-н-роллом (мой альбом «Рок-н-ролл»). С меня хватит. Если же я почувствую творческий порыв, которому не смогу сопротивляться, то запишу что-нибудь для собственного удовольствия. А если не почувствую ничего подобного, то хотел бы только, чтобы меня оставили в покое. Я не считаю, что «художник в долгу перед публикой» больше, чем любой парень в долгу перед королем и страной, которая дала ему жизнь. Я сам создал себя такого, какой я есть сейчас. Хорошего и плохого. За все я несу ответственность сам.
Все дороги ведут в Рим.
Я открыл магазин. Покупатели приобретают товары по честной рыночной цене. Ничего особенного. А что до шоу-бизнеса, то он никогда не был для меня самым главным в жизни. Иногда я тщетно мечтаю о том, чтобы мы с Йоко не были такими известными и имели бы право на действительно личную жизнь. Но прошлого не воротишь, и я стараюсь не огорчаться и не трачу попусту силы и время на попытки стать безвестным. Это так же глупо, как добиваться популярности.

«ДАЙТЕ МИРУ ШАНС»

Наша следующая акция — знаменитая «В постели за мир». В действительности наш скромный роман продолжался более года, прежде чем два «свободных художника» решились улечься в постель вместе. Но уж когда мы решили сделать это, то пригласили к себе весь мир. Мы знали — нам невозможно пожениться и провести медовый месяц вдвоем, без преследующей нас прессы, поэтому решили использовать эту ситуацию, а заодно посмеяться. Это был самый настоящий «Театр жизни».
Разве можно позабыть вид этих репортеров, съехавшихся со всего мира в амстердамский отель «Хилтон», толпящихся и отталкивающих друг друга у дверей нашей спальни в напрасной надежде поглядеть, как один из битлов развлекается в постели со своей косоглазой. А их разочарованные лица, когда они поняли, что мы не только не занимаемся сексом, но даже не голые!
Мы сделались доступными на семь дней (с 9 утра до 9 вечера) для фотокорреспондентов и интервьюеров. Они могли спрашивать что угодно. Никаких запретов. Мы добились того, ради чего выставляли себя напоказ: сказали на весь мир что хотели. Только один или два человека из сотен пришедших к нам понимали действительно происходящее, но мы впервые не страдали от назойливости прессы, она была нам на руку, и потом, мы просто развлекались, сняв на пленку все это столпотворение у нашей кровати.
Нет никакого смысла даже претендовать на частную жизнь. Все это дерьмо собачье в стиле Мика (Джаггера) и его Бьянки. Эти показные истерики на паперти церкви после венчания («Ах, как здесь много народу!») после того, как сами наприглашали на свадьбу эту толпу. Идиотизм. Мы пытались повторить наш блистательный успех, перенеся шоу на Бродвей (в действительности — в отель «Плаза»). Но американское правительство решило, что мы, болтающие в гостиничной кровати о мире, — это слишком опасное соседство. Пришлось перенести представление в Монреаль и транслировать его по радио и телевидению через американскую границу. В Монреале нас посетили многие «большие люди»: Аль Крапп, Дик Грегори, Тим и Розмари Лири, Томми Смотерс (все они, кроме Краппа, записались потом на «Дайте миру шанс»).
Пока мы были в Канаде, литографии, изображающие Джона и Йоко трахающимися и не трахающимися, контрабандой пересекали американо-канадскую границу. (Эти картинки еще раньше были запрещены в старомодном Лондоне.) Сегодня их можно купить в любой галерее по сотне баксов за штуку. Обложка нашего первого альбома, где мы сняты голые, стоит двести. Жизнь не имитирует искусство. Жизнь и есть искусство. (Это обстоятельство смущает обычно предприимчивых людей, которые слишком заняты, чтобы быть художниками в жизни.)
Тогда нас часто обвиняли, что мы работаем на публику. Неверно. Просто что бы мы ни делали — все разными путями доходит до публики, и это до сих пор, несмотря на то, что мы не общались с прессой уже несколько лет. Средства массовой информации, кажется, не могут прожить без нас и дня. Служба, по всему миру собирающая публикации о нас, постоянно приносит самые чудесные истории. Моя самая любимая о том, что я облысел, как колено, и поэтому теперь живу затворником в шалаше и лишь изредка делаю многозначительные заявления вроде: «Я заплатил обществу свой долг и не намерен больше работать!» (Ха! А воспитывать ребенка — это что, повашему, не работа?)
Но таинственная правда о нашей жизни очень проста: мы делаем то, что хотим делать. Временами.

«ТЫ ГОВОРИШЬ, ЧТО МЕЧТАЕШЬ О РЕВОЛЮЦИИ...»

Следующий период нашей с Йоко жизни, который мы так бурно провели в Штатах, можно назвать «революционным». Мы не собирались жить в Америке постоянно (несмотря на предсказание английского астролога Патрика Волкера, гласившее, что мы «покинем Родину» навсегда). Я не собирался уезжать из дома из-за налогов или еще какой-нибудь ерунды.
Репутацию ниспровергателей мы приобрели потому, что некоторое время болтались в кембриджской «Высшей школе революционеров». Нашим американским приятелям удалось убедить нас в том, что быть богатым стыдно, а еще ужасней не иметь в своем сердце ненависти к властям имущим. Я и застыдился, написал песню «Власть народу», которой стыжусь теперь. Однако и в этот период мы с Йоко не думали отказываться от нашей обеспеченной и привилегированной жизни.
Прямо у трапа самолета нас встретили Джерри Рубин и Эбби Хофман — эти корифеи шестидесятых — и сразу повели смотреть «нью-йоркское подполье», которое состояло из одного-единственного Дэвида Пилла, исполняющего в Вашингтонсквер свои песни о наркотиках. Джерри и Эбби — классические типы, готовые на все ради собственной популярности. Сейчас-то я могу вполне обойтись без Маркса и Иисуса.
Потребовались время, судебные дрязги и даже колдовство, прежде чем мы научились разбираться в людях и утратили наконец нашу девственность с ее стойким приторным ароматом. А тогда нам было весело встречать подпольных героев (среди них не было почему-то ни одной героини): Бобби Сил и его веселые ребята; Хей Ньютон в костюме военного образца, эдакий «простой» костюмчик, по которому сразу видно — за него заплачена куча денег; Ренни Дэвис со своим коронным выражением («Ты за все платишь, а я все организую»); Джон Синклер с Верной Бригадой Мичиганского университета и милый Аллен Гинсберг, который, если не валялся обкуренный на полу, был совершенно невыносим, мог затрахать любого: он припирал свою жертву в угол и декламировал то, что он называл «стихами», прямо в ухо (к счастью, все тут же вылетало из другого).

«МЫ ПРОТИВ ЗАКОНА. ТЕМ ХУЖЕ ДЛЯ НЕГО»

Цена наших революционных удовольствий была относительно высокой. Началась пятилетняя тяжба с правительством Никсона (даже не знаю, закончилась ли она сейчас). В нас полетели первые камни. Министру юстиции США пришло требование «избирателей» — вышвырнуть нас из страны до начала съезда республиканской партии в Сан-Диего. Один из наших слишком болтливых друзей разгласил на весь мир, что мы с Йоко готовим массовый марш в Сан-Диего, чтобы сорвать этот съезд.
В нашей квартире на Бэнк-стрит состоялся большой совет. Все герои были тут. Оказалось, что без участия Джона и Йоко революция просто невозможна. Правые и левые — все были в этом уверены. Я думаю, из всех собравшихся только Аллен Гинсберг разделял наши мысли о том, что революционная идея давно протухла и теперь она не столько опасна, сколько просто глупа. Но «вожди» движения мечтали о создании настоящей революционной группы. Мы были только приманкой, мы сказали «нет». На самом деле наше присутствие в Сан-Диего ничего не решало: достаточно опубликовать в журнале «Роллинг стоун» маленькую заметочку, что мы собираемся туда ехать, как в Сан-Диего собрались бы многотысячные толпы поклонников. Может, это убедило правительство Никсона, мы не поехали в Сан-Диего, нас оставили в покое. На время.
Поль Красснер предупреждал нас, что Джерри и Эбби, да и все наши революционные друзья-подпольщики — агенты ЦРУ (все кроме, разумеется, самого Красснера).
Наших новых знакомых больше всего раздражало то, что мы не против чего бы то ни было, мы — за, за мир, за любовь, за всю эту наивную чепуху. А это было несерьезно для таких крутых ребят. Они же из «Чикагской семерки», они же знают террористов из «Черных пан¬тер»! Но пока они пытались «использовать» нас, мы пытались «обратить» их. Мы пригласили революционеров с собой на телешоу, но там выяснилось, что они даже не умеют разговаривать с людьми и уж вовсе неспособны ими руководить и вести за собой.
Им не нравилось также то, что мы требовали авторских прав на все фильмы, в которых они нас сняли. Джон Синклер пытался даже через суд заставить нас отдать ему права на киноматериал. «Нехорошо, Джон Синклер!» Это было после того, как мы помогли ему отвертеться от тюрьмы.
В общем, тогда мы мало смеялись, но употребляли много наркотиков.

«ТАИНСТВЕННЫЙ ЗАПАХ РОЗ»

Но неизбежное случилось. Правительство Никсона — против Джона, Йоко, немногих их друзей, многочисленных поклонников (спасибо вам, ребята!) и колдуна с большим опытом и хорошими рекомендациями. С помощью колдовства, молитвы и деторождения мы были готовы драться по-настоящему.
Самая большая наша ошибка — мы поддались влиянию этих «серьезных революционеров», попали под влияние их идей — убийство ради спасения человека от капитализма и (или) коммунизма (это зависит от точки зрения). Нам не стоило уклоняться с нашего пути: интервью в постели, плакаты и т.д. В результате мы судимся с американским правительством, причем адвокат наш поначалу даже не верил ни в то, что дело имеет политическую окраску (он не думал, что мы «столь важные персоны»), ни в то, что ФБР постоянно следит за нами, прослушивает телефон и т.п.
Он поверил чуть позже, когда его разговоры тоже начали подслушивать.
Я огорчил ФБР, выставив его на посмешище, подробно рассказав в телепередаче, как агенты следят за нами. В той же передаче я огорчил и либералов, обозвав их болтовню «собачьим дерьмом». Вообще, на телевидении постоянно кого-нибудь огорчают, чуть позже на телешоу в Англии зрители были очень огорчены тем, как бессовестно нас с Йоко травили за пацифизм. Причем против нас выступал и такой расклассический, переклассический музыкант, как Иегуди Менухин («Инакта приходится упивать»), это он, чья слава у слушателей завоевана только благодаря современной звукозаписывающей технике.
Йоко и я очень нервничали перед судом. Мы досконально следовали советам нашего колдуна: читали нужные стихи из Библии, записки с определенными библейскими строками мы засунули в ботинки, смочили наши ритуально свернутые платки волшебным маслом. Это не по¬могло. Парадоксально, но высылка из Америки сыграла очень большую роль в нашей судьбе, сберегла здоровье, может быть, спасла жизнь.
После паломничества в Индию вместе с «волшебником» Алексом Мадрасом (он просил величать его «бабай»), который оказался жалким фокусником, способным лишь дурачить пожилых американских дам, вынимая из воздуха, «ниоткуда» дешевенькие часы с его собственным изображением на циферблате (индийские калеки на каждом углу проделывают подобные фокусы, они живут продажей таких безделушек); так вот, после этого путешествия мы оказались в окрестностях Сан-Франциско, в Сан-Метео, в доме спившегося мастера Кон Фу и акупунктуры доктора Хонга. Именно он помог нам избавиться от наркотиков с помощью метадона. Это избавление едва не стоило Йоко жизни. Он же убедил меня, что мой английский врач ошибается (в Англии мне сказали напрямик: «У тебя не будет детей, твоя сперма отравлена годами приема наркотиков»; это вызвало у меня депрессию, которая стала сильнее, когда американские власти отказались продлить мне визу в самой середине лечения у доктора Хонга).
Хонг все умел использовать нам во благо. Жалкие, словно ощипанные курицы, мы садились на корабль в Лос-Анджелесе (такое же путешествие в свое время предпринял и сам доктор Хонг, чтобы избавиться от пристрастия к опиуму), счастливые и исцеленные, мы спускались на японский берег. Я впервые встретился с родителями Йоко.
В доме доктора Хонга, в обществе его прекрасно готовящей жены и услужливой дочери, мы приходили в себя после этого метадонового путешествия. Он спросил: «Хотите ребенка?». — «Да». «Прекратите принимать наркотики, ешьте нормальную еду, через год у вас будет ребенок. Я обещаю». Благослови его, Господь, он был прав. Он умер, так и не увидев нашего ребенка во плоти, но я ухитрился послать ему фотографию нашего ребенка прямо из нью-йоркской родильной клиники. До сих пор мы дружим с семьей Хонга.
Многие, хотя и не все, великие люди были мистиками: Пифагор и Ньютон; Эйнштейн признался в конце жизни, что, если бы у него была возможность начать все сначала, он бы посвятил всего себя духовному развитию. Самое главное в любом деле — это достичь «духовной цельности», так называемого творческого самочувствия (кто бы ты ни был — художник, ученый или философ), основная проблема в том, как добиться «чистого сознания». Нельзя рисовать на грязной бумаге, нужен чистый лист.
Ван Гог сошел с ума, Дилан Томас допился до смерти... Это были отчаянные попытки разорвать смирительную рубашку собственного сознания. Говорят, что наше поколение «злоупотребляло наркотиками», отчасти это верно. Но если сказать точнее — мы злоупотребляли собой.
Я посмотрел по телевизору фильм о жизни , Гогена, меня потрясла его тяжелая жизнь и жалкая, нелепая смерть: он погиб в пьяной драке, как раз в тот момент, когда, казалось, судьба улыбнулась ему — художник возвращался с первого успешного открытия своей выставки в Париже...
Он бежал на Таити, бежал от своей смирительной рубашки, от ежедневной работы в банке, от жены и собственных детей. Причем он любил своих детей, особенно дочь. Для нее он вел на Таити журнал, в котором пытался каждый день сформулировать, почему же бежал из Европы. Гоген хотел послать журнал дочери, но получил письмо: его известили, что дочь умерла! Это цена за то, чтобы «войти в историю». Гоген дописал последнюю картину и умер. Он прекрасный художник, но мир может преспокойно прожить без блеска его гениальности. Если бы его произведения сгорели, в мире ничего бы не изменилось.
Гоген занимался тем, что называют «мистицизм»: пост... медитация... молитва... занятия, способные приблизить нас к иным мирам. Это очень трудно, но, уверяю вас, значительно легче, чем убивать себя и окружающих наркотиками и тому подобной дрянью.
С христианами происходит что-то странное: они постоянно порицают себя и осуждают других, поучают или, что еще хуже, убивают во имя Христа. Никто из них и не пытается жить так, как жил Христос. Кажется, единственными настоящими христианами были (есть?) гностики. Они веруют в самопознание, пытаются сами стать Христом, постигнуть его изнутри. Христос по-гречески значит «свет» (мы все знаем принятый перевод «Христос-помазанник», но нам говорили, что в рукописях Мертвого моря есть настоящий перевод этого слова — «свет»; как бы то ни было, нам он кажется более разумным. — Дж. и Й. Ленноны). Свет — это правда. А мы только и пытаемся его погасить, одурманив себя. В любом случае лучше честно взглянуть на самих себя. Христос, Будда, Магомет, Моисей, Миларепк и другие великие проводили свою жизнь в посте, молитве и размышлении, они оставили нам «карту» небесной страны, глядя на которую каждый из нас должен найти свой путь к вечности.
Урок для меня совершенно ясен. Я однажды потерял семью, ради чего, спрашивается? Чтобы выпустить «Сержанта Пеппера»? Теперь у меня последний шанс. Участие в «Битлз» едва не стоило мне жизни, я потерял здоровье — мы начали выпивать и принимать наркотики еще до того, как стали профессиональными музыкантами, мы убивали себя все в том же тщетном порыве «найти выход из этого мира».
Я не сделаю дважды одну и ту же ошибку. Теперь я буду достигать вдохновения другими, более верными методами.
А если я ничего не «произведу» для общественного потребления, кроме тишины, то пусть так и будет.
Аминь.

Перевод с английского Дмитрия НИКОЛАЕВА


ПОЛ МАККАРТНИ:

«ВЕГЕТАРИАНСТВО ИЗМЕНИЛО МОЮ ЖИЗНЬ»

— В жизни каждого подростка наступает время, когда он становится жестоким. Я, бывало, ловил лягушек и убивал их. Таким образом я хотел приучить себя к виду крови. Мне казалось, что если я смогу расправиться с лягушкой, то меня уже ничто не испугает. Мне было восемь или девять лет. И я собирался стать взрослым и пойти в армию, где мне, возможно, пришлось бы убивать людей. Таким меня воспитало общество... — эту историю Пол Маккартни вспомнил в объяснение своего вегетарианства.
Сегодня Пол и его жена Линда — вегетарианцы вот уже 21 год. Линда давно выступает в защиту прав животных. Ее девиз: «Не ешь ничего, что может двигаться». Что касается Пола, то он заявил о своих вегетарианских пристрастиях лишь недавно.
— Я считаю, что человек выиграл борьбу за выживание, — говорит Пол. — Ему не страшен ни один вид животных. Жизни человека не угрожают даже слоны. Для своей защиты он изобрел ружье, атомную бомбу, наконец. Теперь в борьбе с природой человек всегда остается победителем. Но наша победа безнравственна. Наступает новое время, когда мы должны отказаться от таких побед.
Пол рассказывает, что однажды вместе с Линдой они обедали на одной шотландской ферме. На обед был жареный барашек. А неподалеку от них, на лужайке, резвились точно такие барашки. Это сопоставление настолько ошеломило Линду и Пола, что с этого дня они стали вегетарианцами. Однако отказаться от мяса означало полностью изменить рацион питания в семье. Это оказалось не так просто. Прежде чем совершить такой шаг, супруги тщательно все обсудили. Они выяснили, что протеин, необходимый для организма, содержится не только в мясе, как все полагают, но и, например, в соевых бобах. Одна порция таких бобов с кусочком поджаренного хлеба (что, кстати, является традиционным английским завтраком) содержит в себе также вполне достаточное количество калорий и может являться хорошей альтернативой мясу. Труднее оказалось придумать основное блюдо.
— Обычно на обед мы ели отбивные с жареным картофелем или бифштекс с горошком, — рассказывает Пол. — Так я питался всю жизнь. Когда мы стали вегетарианцами, Линда посте-пенно стала заменять мясные блюда пирожками из сыра или спагетти. Она также сама придумывала различные веге-тарианские блюда. Скоро мы перестали замечать, что не едим мяса. Через какое-то время мы обнаружили, что в супермаркетах продается большое количество вегетарианских блюд, готовых к употреблению. С тех пор у нас не возникает проблем, что приготовить на обед. Мы просто едим, к примеру, вегетарианские сосиски с приправой из томатов и яйца.
Супруги Маккартни у некоторых вызывают раздражение. Журналист С. Миккензи, например, пишет, что Пол и Линда увлекаются веге-тарианством только потому, что это сейчас модно.
В 1988 году при активной помощи супругов Маккартни была создана благотворительная организация, занимающаяся проблемами экологии. Пол и Линда также выпускают свой экологический журнал, в котором объясняют целесообразность перехода к вегетарианству. «Тропические леса, — пишет Линда в журнале, — вырубают потому, что не хватает пастбищ для скота, а человек не хочет отказаться от мяса. Не лучше ли средства, затрачиваемые на выращивание мясного скота, направить на другие цели, а самим перейти на вегетарианское питание?» В журнале Линда призывает каждого внести свой вклад в спасение планеты. Для этого достаточно, считает она, отказаться от употребления пластиковых пакетов, так как они не подлежат дальнейшей переработке, аэрозолей, увеличивающих озонную дыру, экономнее относиться к электроэнергии и, самое главное, исключить из рациона питания мясо. В своем журнале Пол и Линда поместили рекламу фирмы, занимающейся изготовлением одежды из искусственной кожи, не взяв с нее ни гроша. Таким образом они хотели в очередной раз продемонстрировать, что кожа и мясо — это не повод, чтобы убивать животных.
В своей книге «Готовим дома» Линда Маккартни предлагает ряд оригинальных кулинарных рецептов на основе вегетарианских продуктов. «Вегетарианские продукты стоят слишком дорого, и не каждый в состоянии купить их. А блюда, приготовленные по моим рецептам, стоят гораздо дешевле», — говорит Линда.
Издатель Пола Маккартни Джеф Бейкер рассказывает, что однажды, на гастролях в Токио, Пол встретился с группой грузчиков и стал пропагандировать в их компании вегетарианство. Грузчики никак с ним не соглашались и говорили, что, питаясь растительной пищей, не смогут выполнять тяжелую физическую работу. Пол настойчиво аргументировал свои мысли и привел грузчиков в замешательство. «Горилла — одно из самых сильных животных, — сказал он, — а она, между прочим, ест листья».
— Я никогда не мог понять, как можно смотреть диснеевские фильмы про утенка Дональда и потом есть мясо утки, — говорит музыкант. Когда Пол рассказывает об истреблении животных, в его голосе слышится злость, не привычная для человека с мягким характером: «Люди не дают себе труда задуматься, что мясо, которое они едят, принадлежит животным, убитым самым жестоким образом. Люди хотят, чтобы мя¬со было чистеньким и приятно пахло, хозяйки не любят потрошить дичь, боясь запачкать руки. Никто не задумывается, что у животных тоже есть сердце и душа. Это очень удобная психология... «Чистого» способа добычи мяса в природе не существует. Животных все равно убивают на фермах».
Пол высмеивает миф о том, что «настоящий» американец должен есть мясо. «Это глупо и смешно, — заявляет он. — Это напоминает мне лозунг шестидесятых годов: «Красивый мужчина всегда носит короткие волосы».
Вегетарианство очень многое изменило в жизни Пола. «Если вы действительно любите животных, то не можете мириться с тем, что их безжалостно убивают ради мяса. Став вегетарианцем, вы поймете, что не в силах оставаться равнодушным ни к чему живому. И ваша жизнь, быть может, изменится — как изменилась моя...

По материалам журнала «GREEN»