Корреспондент «Смены» Евгений Федоров беседует с руководителем «Машины времени» Андреем Макаревичем.

— Какой смысл вы вкладываете в понятие «плохая группа»?
— Моя оценка сугубо субъективная, поэтому я не имею права судить тех или иных музыкантов с «высокой трибуны»... Но меня удивляет, когда, скажем, какая-нибудь телевизионная редакция вставляет в интересную передачу, трансляция которой идет на весь Союз, музыкальные номера очень слабых, неинтересных команд только потому, что у создателей программы либо нет музыкального материала, либо совсем плохо со вкусом.

— Есть мнение, что сегодня только «разоблачительные» песни могут быть популярны...
— Думаю, они уже не очень популярны, потому что все объелись «разоблачительной сатирой». У нас маятник общественного интереса никак не остановится в точке равновесия: его заносит то в одну сторону, то в другую. Очень верно по этому поводу сказал один мой старый приятель: «Сейчас подобное творчество напоминает бросание грудью на амбразуру, в которой давно уже нет пулемета».

— В таком случае вопрос: отразились ли гласность и демократизация на творчестве и жизни группы?
— На творчестве — нет, на жизни — безусловно: поездки за рубеж, телевидение, пластинки... Несколько увеличилась плата за работу. Но это я считаю частичной компенсацией за долгие годы унижений, которые испытывали артисты — и профессионалы, и непрофессионалы.

— Я знаю, что многих людей до боли волнуют заработки рок-музыкантов: они уверены, что даже в «застойные годы» рокеры сладко ели, вкусно пили, мягко спали. А теперь и вовсе миллионеры...
— Я как-то прочитал в «Советской России» письмо возмущенной читательницы из Тюменской области, которая перечисляет высокие гонорары музыкантов. Не знаю, где она взяла эти цифры... Даже не буду говорить о том, что пора бы отучиться считать чужие деньги, — пора начинать подсчет своих. Но могу с полной ответственностью сказать: меньше, чем в Советском Союзе, музыканты не получают ни в одной стране...
Действительно, несколько лет назад считалось, что «средний музыкант» не должен получать больше, чем «средний слесарь». (Может быть, поэтому у нас так много средних музыкантов и слесарей.) Но все дело в том, что сколько бы музыкант ни зарабатывал, он эти деньги зарабатывает, а не получает... У меня бы лично язык не повернулся спросить у артиста, который способен поднять настроение сразу 10 тысячам зрителей, сколько денег он за это имеет.
Что касается прошлых времен, то о деньгах говорить просто смешно: на протяжении 9 лет — где-то до 1987 года — музыканты из «Машины времени» и многих других ансамблей, собирая дворцы спорта и принося государству ежегодную прибыль в несколько миллионов, имели ставку за концерт 9 — 10 рублей. Причем эта ставка платится «за выход» — вне зависимости от того, работает ли артист на сцене полтора часа (как мы) или две минуты...

— Андрей, я знаю, что «Машина времени» гастролировала в США. Какие впечатления вы привезли?
— Встречали нас хорошо. Но это отдельный разговор. Дело в том, что участники многих музыкальных коллективов, которые туда ездили выступать, довольно честно рассказывали о гастролях, за исключением одного: на каком, грубо говоря, уровне проходили их гастроли. Представьте себе американскую группу, которая приехала в Москву.и дала два концерта — один, скажем, в красном уголке ДЭЗа № 1, другой — в красном уголке ДЭЗа № 2 — и с очень хорошими воспоминаниями о приеме вернулась в США. Вот с нашими группами происходит в Америке то же самое. Я не верю в триумфальное шествие советского рока по Штатам. Сейчас в свете американской эйфории по поводу перестройки мы можем там выступать в качестве экзотических музыкальных «блюд» — это очень интересно для американцев, тем более что для них вообще характерен восторженный прием, особенно если они за это уже заплатили, — они просто не будут портить себе настроение.

— «Машина времени» пережила немало трудных времен: группу громили в прессе, запрещали концерты... Не посещала ли вас в те лихие годы мысль переселиться за океан, как это сделали некоторые рок-музыканты?
— Я не хочу разыгрывать из себя мученика эпохи застоя, тем более что это не будет полновесной правдой. Просто в конце семидесятых меня постоянно наталкивали на мысли об отъезде. Я видел, что вокруг творится, уезжали мои друзья...

— И я понимал, что нахожусь в такой же ситуации, что и они.
— Масса людей, которые туда уехали в годы застоя и к родственникам, и просто так — я их видел, — нашли свое счастье, и оно заключалось в хорошем доме, хорошем автомобиле, красивой одежде, магазине, где круглый год клубника... Если это и есть счастье, то, наверное, надо ехать туда, тогда там лучше. Вся разница в том, что у них не хватило терпения, у меня, видимо, хватило. Так как то, чем я занимаюсь, для меня на первом месте, а все остальное на втором... А переделывать себя, то есть писать на английском языке об американских проблемах или развлекать эмигрантов, я не мог и не хотел. Да и просто есть масса любимых людей, любимых мест — почему я должен с этим навсегда прощаться? Другое дело — попробовать свои силы на новой территории и вернуться. Да и то все это для меня сомнительно. Я не считаю  себя универсальным музыкантом с какими-то данными, которые могут заинтересовать мировую аудиторию.

— Как вы относитесь к новым группам из Москвы, Ленинграда, Свердловска, которые завоевали во времена перестройки огромную популярность? Ведь существует мнение, что, скажем, «ДДТ», «Алиса», «Наутилус» и иже с ними — настоящий рок, а «Машина времени», «Динамик», «Секрет» и так далее — «лолса»...
— Я отношусь ко всем рок-музыкантам хорошо, потому что они мои друзья и коллеги. А как я отношусь к тому, что они делают, — об этом я могу сказать им в личной беседе, но никак не с трибуны журнала — иначе это будет дурно пахнуть.
Что касается «внутренних противоречий» в рок-музыке, то, по-моему, это глупость, которую насаждают журналисты, искусственно разжигая страсти. Если, например, взять ситуацию пятнадцатилетней давности, то тогда существовала огромная пропасть между подпольными рок-группами и ВИД, и пойти поработать в вокально-инструментальный ансамбль называлось «продаться в рабство». (Но без отрицательных, презрительных интонаций.) Но даже тогда не было неприязни, конфронтации между музыкантами из двух «лагерей». Поэтому я считаю нынешний антагонизм искусственным и никому не нужным.

— В вашем репертуаре практически нет песен о любви. Почему?
— Мне всегда казалось, что если я что-то хочу сказать большой аудитории, то это гораздо серьезнее, нежели мои отношения с какой-то женщиной или несколькими женщинами. Мне непонятно, как можно с надрывом вещать о каких-то своих чувствах случайной аудитории. Это же очень личное...

— Не ощущаете ли вы некоторого снижения интереса к творчеству «Машины времени»?
— Как ни странно, но нашего слушателя вообще раздражает, когда кто-то долго привлекает к себе внимание. В других странах постоянный интерес вызывает только уважение. У нас же только и ждут, чтобы артисты ушли с большой сцены. Это можно сказать про многих творческих долгожителей. Отношусь я к этому феномену спокойно, ибо никогда специально «на интерес» мы не работали, а старались сами оценить, насколько нам самим нравится то, что мы сделали. Пока что я имею право делать так, как считаю нужным. Так мне кажется. Если кому-то это неблизко — ради бога, не принимайте.

— На мой взгляд, ваши последние песни — песни человека, живущего в гармонии с окружающим его миром и самим собой. Возможно, это некое проявление самоуспокоенности? Сытости?
— Насчет самоуспокоенности — модный вопрос. Но я никогда не разыгрывал из себя «мятущуюся личность», а «изображать» скандал только потому, что сейчас все можно, не хочу и не буду.
Лично я не вижу, что последние песни стали спокойней, чем прежние. Может быть, они стали серьезнее. Некоторые из них мне нравятся больше, другие — меньше, но было бы странно, если бы мы исполняли произведения, которые нам самим не нравятся вовсе... Все дело, видимо, в том, что от нас постоянно кто-то чего-то хочет: Министерство культуры — чтобы мы пели песни советских композиторов, журналисты — чтобы мы говорили то, что им нужно, а не то, что мы думаем, старые фаны — чтоб мы играли старые песни, «металлисты» — чтоб «металл». Но мы не хотим угождать... Мы никогда не метили в «звезды», не гнались за музыкальной модой. (Кто гонится — непременно отстает.) Поэтому мы были то позади моды, то впереди нее. Нужно просто делать свое дело, а когда работаешь специально на успех — тут он обычно и кончается.

— Какие метаморфозы претерпела «Машина времени» за последние два десятилетия?
— Кто-то когда-то написал, что в «Машине времени» часто менялся состав, — многие это «тонкое наблюдение» подхватили, не проверив... На самом деле — очень редко: за последние десять лет у нас сменился один музыкант (вместо Петра Подгородецкого за «клавиши» встал Александр Зайцев).
В 70-е годы мы много экспериментировали с духовыми инструментами, скрипкой, синтезаторами. Во многом это было вызвано тем, что электронные инструменты тех лет не могли дать нам тот звук, в котором мы нуждались... Что касается духовных метаморфоз, то, право, не знаю... Если бы у группы была некая «основная идея», то я бы ее быстро сформулировал, и «Машина времени» прекратила бы свое существование. Но мы просто поем о том, что видим, о чем думаем.

— Что вы могли бы пожелать молодым ребятам, которые сегодня взяли в руки гитары и решили посвятить себя рок-н-роллу?
— Еще раз как следует подумать. Ко мне обращаются многие молодые люди, которые просто требуют помощи. Они глубоко убеждены, что без поддержки наверх не вылезти, — и это сейчас, когда выходи и играй! Я готов помогать, но есть помощь и помощь. Я не могу научить их играть лучше на гитарах или писать лучше песни — все это в их руках. Если группа действительно интересна, то ее непременно заметят и «раскрутят»... Это не идеализм — действительно очень- мало хорошей музыки. И еще хочу пожелать тем начинающим рокерам, которые чувствуют за собой силу и талант и готовы идти до конца, несмотря ни на что, — чтобы это желание не иссякло у них никогда.

— Как у «Машины времени»?
— Да, хотя бы как у нас. Я очень рад, что и через двадцать лет еще столько осталось несказанного и несделанного. Это, по-моему, самое главное...

Автор: Евгений ФЕДОРОВ