Композитор Ллойд Уэббер прилетел в СССР на собственном самолете. Он хотел посмотреть, как в Москве публика примет его знаменитый мюзикл «Кошки» и как в Ленинграде советские музыканты и певцы исполнят его «Реквием».
Уэббер сидел неподвижно в зале Ленинградской филармонии. Потом вышел на сцену посреди оваций. Цветы летели со всех сторон.
— Как вы так точно почувствовали все это?— спросил он дирижера Домаркаса и хоровика Цепитиса. Те загадочно улыбнулись. Композитор тут же сказал, что отныне готов отдать литовцам и латышам для исполнения всю свою музыку.
«Реквием» Уэббера — плач по жертвам террористической войны в Северной Ирландии. Лентой вьется жалоба мальчика, который видит ужасы и не может остановить их. Ребенок в центре песнопения. Голос маленького Антониюса Кесада в решетке традиционного реквиема Иногда Уэббер ломает решетку. В его «Лакримозе» нет слез, а есть медленная, как в рапидной съемке, скачка. Искры, выбитые подковами из орошенной кровью мостовой.
«Реквием» и «Кошки» стали в СССР минувшим летом как бы омегой и альфой музыки Уэббера. В середине алфавита стояла, конечно, его рок-опера «Иисус Христос — суперзвезда», заигранная у нас? что называется, до дыр.
Итак, об омеге было сказано, теперь — об альфе... Место мое на представлении «Кошек» было внизу, в оркестре. Перед началом огни в зале погасли, и мне показалось, что кто-то в темноте прошмыгнул мимо и скрылся. Через секунду другой невидимка быстро развязал шнурок моего ботинка и тоже исчез. Я не успел понять. в чем дело, как после короткой «увертюрной» переклички инструментов загремела «Песнь желейных кошек»:

Желейные кошки белы и черны.
Желейные кошки невелики.
В черную бурную ночь без луны
Они забираются на чердаки,
А днем, если солнце
                    начнет палить,
Они засыпают — все до одной.
Чтобы при полном параде
                    открыть
Желейный бал
                    под желейной Луной...

Это — из стихов англо-американского поэта, нобелевского лауреата Томаса Стернза Элиота, из тех самых четырнадцати «кошачьих» поэм, составивших знаменитейшую, сочиненную им почти полвека назад «Книгу старого Поссума о кошках» (Поосум — кличка Элиота). Конечно, весь этот волшебный кошачий мир, знакомый с ребячьих лет всем англичанам, заворожил Уэббера.
— Эта книга была любимейшей книгой моего детства, — рассказывал композитор, — Когда мне пришла в голову идея «озвучить» эти стихи, я раскладывал их почти как пасьянс — так и эдак, но не находил «центра», главной идеи. И так было, пока вдова Элиота (он умер в 1965 году) не принесла мне «Гризабеллу». Гризабелла и стала в центр мюзикла — ей. старой, видавшей виды кошке уготован счастливый приз на «Балу удачи» — вторая жизнь...
Остальное для Уэббера и его соавторов по либретто было делом техники, ибо стихи Элиота полны музыки, прихотливого ритма и того очарования, которое открывает простор для художника...
Одно лишь неполное перечисление действующих лиц дает нам представление о кошках-людях в стихах и в этом спектакле: Гус — театральный кот, Скаймбл — с железной дороги, кошачий вождь — Дойтеронимус (что значит «второзаконие»), далее — злодей, мафиози, гроза кошачьего двора Макавити. Стих о Макавити изумительно перевел Маршак:

Макавити — волшебный кот.
                    У нас его зовут
Незримой лапой,

                    потому что он великий плут.
В тупик он ставит Скотленд-Ярд,
                    любой патруль, пикет...
Где был он миг тому назад —
                    его и духу нет!..
Его преследуй по пятам.
                    беги наперерез.
Ищи по крышам, чердакам —
                    Макавити исчез!...
Макавити. Манавити.
                    таинственный Макавити!
Законы наши соблюдать
                    его вы не заставите.
Презрел он тяготения
                    всемирного закон.
На месте преступления
                    ни разу не был он...

И, наконец, фантастический мистер Мистофелис — кошачий Мефистофель, начинающий свою «арию» со слова «абракадабра». Вы услышите это на нашей звуковой странице. Все действие кошачьего бала происходит посреди дворовых трущоб, помоек, вороха бумаг, мусора, кошачья морды смотрят на вас даже из канализационных труб — и это придумано постановщиком. В этих трубах, должно быть, скрываются те, кто «цапнул» меня перед началом и развязал шнурок на ботинке... Занятнейшее зрелище поставила хореограф Джиллиан Линн. Она перенесла «Кошек» из Бродвейского театра на многие площадки мира, и в частности в «Театр ан дер Вин» — в Вену. — как раз в тот театр, который и привез «Кошек» к нам, в Москву. Поэтому хотя в труппе этой много американских артистов (мюзикл шел у нас по-английски), но на звуковой странице вы услышите четыре фрагмента на немецком языке — именно так. как «Кошки» звучат в Вене. Что же сказать о музыке? Пленительные мелодии — грандиозный мелодический дар Уэббера бесспорен. И все-таки нельзя было отрешиться от впечатления, что уж слишком конфетная рождественская сказка для детей и для взрослых отходит в прошлое, уходит во вчерашний день. Но пока она не исчезла за поворотом, по-наслаждайтесь мелодическими цветами Эндрю Ллойда Уэббера.

Артем ГАЛЬПЕРИН.