После пяти десятилетий карьеры беззаботный ударник величайшей рок-группы в истории наконец добился признания своих сольных заслуг.
Есть то, во что Ринго верит. «Если ты попал на необитаемый остров, где есть кокосы, то ты сможешь выжить». На неко-торые вопросы Ринго не может ответить. На сколько дорожек записывали «Taxman» — на четыре или на восемь? «Спроси кого-нибудь другого. Я только знаю, что я в этой песне играю». Иногда Ринго способен на сарказм. «Я недавно ужинал в Лос-Анджелесе с ним, Дэйвом Гролом и нашими женами, — рассказывает Пол Маккартни. — Я знаю, что Ринго много лет не пьет, и стал шутить: «Давай, Ринго, хлопни вискаря». Ринго посмотрел на меня и говорит: «Чтобы потом выглядеть как ты?» Я это заслужил».
А есть вещи, которые Ринго Старр хочет прояснить с самого начала. Одетый во все черное, он смотрит на солнце через солнеч-ные очки и медленно произносит с акцентом, в котором смешались говоры Беверли-Хиллз и Ливерпуля: «Нуты знаешь, что меня не Ринго зовут, да?»
Его зовут Ричард Старки. Жена называет его Ричи. Ему 74 года. Он один из величайших барабанщиков в истории рока и, даже если у него нет таких сочинительских талантов, как у других битлов, он принадлежит к числу лучших артистов в истории западной цивилизации.
Подумайте сами: если вам от 20 до 80 лет и кто-то при вас говорит о Ринго, что вы сделаете? Если вы не Гитлер, то улыбнетесь. Если вам 67 лет, вы вспомните его нос, взлохмаченные волосы на стадионе Ши. Если вам за тридцать, вы можете вспомнить передачу из детства «Shining Time Station», ко-торую вел этот маленький человечек. Если у вас есть дети, то вы можете сказать Ринго спасибо за три минуты спокойствия, в которые «Yellow Submarine» погружает любого буйного четырехлетку.
18 апреля Ринго приедет со своей группой в Кливленд по другому случаю: его вводят в Зал славы рок-н-ролла в качестве сольного исполнителя. Маккартни скажет речь. Будут, как обычно, воздавать триумфатору хвалы — но вряд ли зайдет речь о том, как Ринго страдал. Кажется, что страдание — это не про Ринго, а меж¬ду тем он смог победить алкоголизм, вырос без отца (и без туалета в доме) и два года провалялся в больнице с туберкулезом. «Мне всегда казалось, что у меня было отличное детство, — смеется Ринго и рассказывает, как его мама раз в неделю ехала на двух автобусах и переправлялась на пароме через реку Мерси, чтобы его навестить. — А психолог сказал мне: «А звучит так, будто вас бросили родители и вы выросли в трущобах».
Смех для Ринго — отличное лекарство. Он худой, как Горлум, и выглядит моложе своего сына Зака, барабанщика, играющего с The Who. Возможно, дело в том, что Зак не придерживается диеты из овощей, соков и печеной картошки. «От Ринго всегда пахнет капустой», — шутит Джо Уолш, гитарист The Eagles и свояк Старра.
Своей жизненной силой Ринго во многом обязан жене Барбаре Бах: они в браке уже 34 года. В актрису, сыгравшую девушку Бонда, Старр влюбился на съемках «Пещерного человека». Этот фильм — недооцененная (я серьезно) комедия, в которой Ринго играет Атука — бесхарактерного доисторического человека, похожего на бесхарактерного ударника, который ходит вдоль Темзы и пинает камешки в фильме «Вечер трудного дня». Ринго, разумеется, рассказывает, что режиссер «Вечера трудного дня» Ричард Лестер снял эту сцену только потому, что больше никто из битлов на площадку не явился, а сам Старр выглядит в ней таким угрюмым потому, что пришел с жуткого бодуна и не помнил текста. Это полуправда: Ринго всегда был гораздо ранимее коллег по группе.
«Не хочу рассказывать душещипательных историй, но всем нам в детстве и молодости пришлось нелегко, — объясняет Маккартни. — Все, кроме Джорджа, потеряли близких. Моя мама умерла, когда мне было четырнадцать. Погибла мама Джона. Но Ринго пришлось хуже всех. Отец их бросил. Ринго так болел, что его маме сказали, что он не выживет. Вообразите, как трудно ему было пробивать себе дорогу в жизнь. Нам всем приходилось изобретать себе броню, но у Ринго она была самая прочная».
Чтобы защититься такой броней, Ринго, например, косил под дурачка. Или напивался. Он не просыхал целых десять лет: бесконечные пьянки в Лос-Анджелесе, Лондоне и Монте-Карло. Но вот уже 26 лет он неприкасается к спиртному. А молодость в нем поддерживают барабанные палочки и ударная установка.
Каждый вечер перед концертом Ринго стоит за кулисами и выскакивает на сцену, когда его объявляют. Расшитый блестками ливерпульский лепрекон. «У него прямо лицо светлеет, он как Питер Пэн, — говорит Барбара. — За барабанами он снова мальчишка».
Ринго был единственным ребенком в семье. Он потерял двоих своих названных братьев — Леннона и Харрисона — и лучшего друга, автора и музыканта Гарри Нильссона. Его сольная карьера взлетела до небес (семь синглов в десятке лучших с 1971 по 1975 год), а потом была предана забвению. Теперь у Ринго золотые годы: он играет с группой, в которую входили все — от Билли Престона до Левона Хелма и Ричарда Пейджа из Mr. Mister. Ринго, как ребенок, не может взять в толк, как это ему удалось пережить своих друзей. «Кто-то уже на той стороне, — говорит он с грустью. — А кто-то еще здесь. Кто знает почему?»
Первую короткую встречу с Ринго мне организуют в лос-анджелесском аэропорту Ван Наис: отсюда группа направится в турне — Алабама, Доминиканская Республика, Флорида, Бразилия. Уже в аэропорту меня настигает смс от тур-менеджера: «Помните, что Ринго против рукопожатий, он стукается локтями». Боится заразы.
В зале ожидания сидят музыканты: собранный коллектив в ожидании лидера. Материал для ситкома: бывшие участники Toto, Mr. Mister, Journey к The David Lee Roth Band, облаченные в кожу, сидят согнувшись. Появляется Ринго. Маленький, как жокей: в нем, может быть, сантиметров 167 и килограмма 54. Мы стукаемся локтями. Я шучу, что это, наверное, его миллионное по счету интервью. Он улыбается: «Может, и миллиардное. Миллионное было в 60-е». Он смотрит на меня, не вполне понимая, что происходит — возможно, его помощники предпочитают не утомлять его деталями. «Напомни, что ты тут делаешь? Приехал на пятнадцать минут?» Он трясет головой и выдает шутку: «Пятнадцать минут в аэропорту» — звучит как название любовного романа». Разговор о группе его заметно оживляет. «Мы сейчас живем роскошно: частный самолет, самые лучшие гостиницы».
All-Starr Band существует уже четверть века. Ринго привык менять состав чуть ли не раз в год. Нынешний держится уже три года, каждый музыкант соответствует требованию Ринго: участник должен происходить из группы, у которой было три хита. Таким образом, Ринго создает иллюзию, что он рядовой участник: роль фронтмена он исполняет на протяжении лишь трети концерта. Ему сообщают, что самолет заправлен и готов к отлету. Он благодарит меня за то, что я не задаю вопросов про The Beatles, и направляется к коллегам. Они все улыбаются и окружают его.
Со времен The Beatles Ринго был талисманом рок-н-ролла. Маккартни и Леннон начали писать для него песни, потому что Ринго все обожали. «Мы написали для него строчку: «Что вы скажете, если я спою мимо нот?» — говорит Маккартни. — Если так подумать, много ли людей в рок-н-ролле умеют петь? А Ринго может вытянуть песню». Сложившийся имидж Ринго — в первую очередь беззаботный оркестрант, а уж во вто¬рую рокер — чуть было не лишил его возможности попасть в Зал славы рок-н-ролла. Все началось, когда за ужином с Маккартни гитарист The Band Po66и Робертсон заметил, что Ринго не включен в Зал славы как сольный музыкант. Маккартни согласился, что это серьезное упущение: «Я сказал: попробую что-нибудь сделать. Поговорил с Брюсом Спрингстином, поговорил с Дэйвом Гролом, оба согласились, что Ринго должен там быть. Я вызвался провести церемонию». Тем временем Ринго гастролирует, и ему, кажется, совершенно все равно. Цены на билеты высоки, но Ринго вряд ли много заработает: частный самолет и полдесятка помощников требуют больших денег. Впрочем, он один из богатейших ударников мира, его состояние исчисляется миллионами, так что сальдо его не слишком волнует. До концерта остается три с половиной часа. На территорию отеля заезжает черный внедорожник. Ринго появляется из запасного выхода, его загружают в машину и увозят.
Его юридический представитель Брюс Гракал сидит на заднем сиденье. Этот седовласый мужчина диковатого вида был в свое время адвокатом Нильссона, известного музыканта, написавшего такие хиты, как «One» Three Dog Night и собственную «Everybody's Talking». Нильссон дружил с участниками The Beatles - особенно с Ленноном и Ринго. Ринго познакомился с ним, когда певец выдал гонзо-версию «River Deep Mountain High» Айка и Тины Тернер. «Это граничило с безумием, и мы подумали: «Надо познакомиться с этим парнем», — подумал Ринго. Они сделались неразлучны. «Он был моим лучшим другом, — говорит Старр. — Я любил Гарри». Вдвоем они сняли фильм «Сын Дракулы» (смотреть его невозможно) и в алкогольно-наркотическом угаре пытались даже записывать музыку. «Я написал как-то песню на 27 куплетов и отдал ее Гарри. Он сократил ее куплетов до восьми. Так мы ее и не записали».
Ринго вспоминает бары и клубы в Лос-Анджелесе, где он в 1970-е был завсегдатаем: Troubadour, Whisky, Rainbow. «В Rainbоw мы все тусовались: я, Гарри и Кит Мун», — говорит Ринго. Я рассказываю, что в прошлом году видел, как там убивает время Мэрилин Мэнсон, Ринго смеется: «Там ему и место». Он вспоминает, как в прошлом году встретился с Мэнсоном на фэшн-вечеринке Джона Варватоса: Ринго там впервые попробовал себя в роли манекенщика. «Почему-то там оказался Мэрилин. Ну, ясное дело, здороваемся. У него настроение было хорошее. Он все повторял: «Спасибо, что пригласили». Да не приглашал я тебя! Ну в общем, вечеринка-то все идет и идет, только гости меняются».
Ринго и Барбара вместе легли в рехаб в 1988-м. Я спрашиваю, что наконец заставило его протрезветь. «Становится одиноко, понимаешь? — отвечает Старр. — Холодно и одиноко. Это болезнь довольно неприглядная. Вот вас целая толпа, а тебе все равно одиноко. Ты просто сидишь и нажираешься. Но с тех пор такого одиночества я больше не испытывал».
В 1970-е Ринго занимал в поп-культуре странное положение. После распада The Beatles никто от него ничего не ждал, но он умудрился произвести множество хитов, часто в соавторстве с Ленноном и Харрисоном. В его песнях было полно озорного юмора, который остальным экс-битлам не давался: он, например, имел наглость сочинить антинаркотический гимн «No No Song», в то время как сам не вылезал из попоек. В написанной Ленноном «I'm The Greatest» Ринго лучше всего выразил постбитловское ощущение «и что дальше?»: «Да, меня звать Билли Ширз, / Так было очень много лет. / А теперь мне всего тридцать два, / Так что хочу в отрыв». В песне «Early 1970» Ринго показывает еще более ясную картину: спев о каждом битле, он под конец иронически отозвался о себе самом и дал понять, как скучает по друзьям: «Я играю на гитаре: ля — ре — ми. / Я не играю на басу, это слишком сложно для меня. / На пианино играю только в тональности до. / А когда я выбираюсь в город, хочу видеть всех троих».
«Было время, когда Пол на нас злился, — вспоминает Ринго. — Поэтому там поется о Джоне: «Когда он приедет в город, он точно со мной сыграет». Потом про Джорджа: «У него длинноногая жена... И когда он приедет в город, он точно со мной сыграет». А про Пола: «Надеюсь, он тоже со мной сыграет» : я тогда не знал, захочет ли он со мной общаться».
Разговорить Ринго на тему Великолепной Четверки нелегко. Он заявляет, что никогда не станет писать воспоминания, потому что всем интересна только грязь про битловские годы, а он этим вкусам потворствовать не собирается. Но ведь поклонники не ходят на его концерты, чтобы послушать песни Toto: они хотят услышать «Yellow Submarine» и «With A Little Help From My Friends». Ринго это знает и не против углубиться в ностальгию, но только на собственных условиях. Его новый альбом называется «Postcards From Para-dise», «Открытки из рая» — имеются в виду открытки, которые он получал от других битлов на праздники.
Даже Уолш обсуждает с ним The Beatles с осторожностью. «Я задаю технические вопросы — например, «На какой гитаре играл Джордж в такой-то песне на «Белом альбоме»?» — говорит он. — Но лучше всего, если вы просто сидите и он сам заговаривает о тех временах. Я очень ценю такие моменты: сидишь с Ринго, и тут он вспоминает, как они все вчетвером сидели в ванне в отеле в Германии и просто разговаривали». Уолш прав: чем меньше я спрашиваю Ринго о The Beatles, тем больше он сам о них говорит. Он гордится тем, что никогда не отлынивал от студийной работы: с чашкой чая сидел за барабанами и ждал, когда остальные трое договорятся о следующем треке. Но иногда ему было одиноко, особенно во время записи «Белого альбома» — почувствовав себя ненужным, Ринго все бросил и сбежал на Сардинию, где провел десять дней на яхте Питера Селлерса. Он заказал там рыбу с картошкой, а ему вместо этого подали кальмара. Ринго стал спрашивать капитана об осьминогах, и ему рассказали, что они любят лежать на дне и устраивать вокруг себя сад из блестящих предметов. «Я подумал: «Вот же здорово!» — говорит Ринго. — Подумал, хорошо бы и мне... Там было бы так тихо. Может, перестала бы трещать башка. И начал писать песню: «Хотел бы я попасть в сад к осьминогу. И там были все мои друзья».
Когда Ринго вернулся, Харрисон украсил его ударную установку цветами. Но через два года, в 1970-м, группа распалась. Джона и Джорджа уже нет, остались только Пол и Ринго. Отношения у них непростые: бывает, что они раздражают друг друга, а бывает, начинают друг над другом издеваться.
«Это семья, — объясняет Маккартни. — Бывает, что мы друг на друга злимся. Мне от него что-то надо, а он не дает, ну, я злюсь. Но потом это проходит. Братья, бывает, дерутся. Существует версия, что главными были Джон и Пол. А на самом деле было четыре угла одного квадрата, и без одной стороны квадрат бы не получился. Ринго был правым углом».
«Пол говорит, что скажет речь в Зале славы, — произносит Ринго и пускает в ход холодный британский юмор. — Пожалуй, я на все это соглашусь, чтобы у Пола был выходной. А то он так любит заниматься делом». Затем он становится серьезным. «Но, с другой стороны, мы бы не записали так много песен, если бы не Пол. Мы с Джоном жили рядом, часто ленились. Тогда звонил Пол: «Мужики, пора в студию». Так что это ему надо сказать спасибо за наши двенадцать альбомов». Внедорожник въезжает в Форт-Пирс, но Ринго еще не закончил говорить о Поле. «Когда из группы ушел Стью Сатклифф, нам нужен был басист, — рассказывает он. —Джон точно не собирался играть на басу, Джордж тоже. Согласился Пол. И он стал умопомрачительным басистом. Кто-то думает, что это просто. Но басист с ударником должны дружить».
До концерта час, Ринго со своей группой сидит в буфете. Раньше такого бы не случилось: чтобы не поддаваться искушению, Ринго и Барбара прыгали в машину прямо после концерта. Они возвращались в гостиницу, усаживались перед телевизором и ели мороженое.
«Поначалу Ринго был очень замкнутым, — говорит Рандгрен, участник одного из ранних турне All-Starr Band, равно как и теперешних гастролей. — Сами посудите: был мальчишкой из рабочей семьи, стал королевской особой. Ему пришлось привыкать не заводить с людьми отношений, вести себя как знаменитость. Теперь он куда более открыт и для нас, и для наших гостей. Он стал тем, кем всегда хотел быть».
Ринго тем временем неизвестно зачем издевается над своими битловскими барабанными партиями. «Помнишь соляк в песне «The End» на «Abbey Road»?» — спрашивает он. Он начинает отстукивать бит по столу — получается похоже на оригинал. Ринго улыбается. «Я понятия не имею, как это сыграть. Никогда не сумел повторить, — произносит он с видом триумфатора. — Не могу!»
Маккартни говорит, что это неважно. Он помнит их первый концерт с Ринго: в 1962 году, в ливерпульском клубе Саvегn. В тот момент они стали настоящей группой.
«В первые несколько минут, когда Ринго начал играть, я посмотрел налево на Джорджа и направо на Джона. Никто не сказал ни слова, но я помню, как думал: «Черт, это потрясающе!», — вспоминает Маккартни. Поразмыслив, он позволяет себе бестактное сравнение. «Я люблю Led Zeppelin, но когда смотришь их концерты, то видишь, как они оглядываются на Джона Бонэма, будто хотят сказать: «Ты что творишь? Ломаешь бит!» А к Ринго можно было повернуться спиной и ни о чем не волноваться. Ты чувствовал себя уверенно, знал, что он сыграет безукоризненно».
Возможно, Старр так и не смог вспомнить соло в «The End» как раз потому, что не хотел. «Я никогда не встречал другого ударника, который бы так ненавидел барабанные соло, — говорит Маккартни. — Мы его буквально упрашивали. В том месте, где «Carry That Weight» переходит в «The End», происходит резкая смена настроения и темпа: нужно было заполнить эти несколько секунд. Он наконец согласился и сыграл превосходно».
Мы перемещаемся в гримерку Ринго. Рандгрен надевает психоделическую рубашку, Стив Люкатер из Toto примеряет пиратские штаны.
Я спрашиваю Старра, не тошнит ли его от вопросов о восьми годах его жизни, которые были полвека назад. Он обреченно вздыхает: «Ну а что поделать. У меня была собственная жизнь до этого и уж точно была после. Но... вот ты же не можешь не спрашивать меня о The Beatles. Тебе приходится. Я понимаю». Недавно, когда Ринго и Барбара отдыхали в маленьком индийском городке, их обступили маленькие дети: в руках у них были пластинки The Beatles. От этого никуда не деться, куда бы Ринго не пошел.
Его помощник приносит ему ужин. Горка брокколи и половина печеной картофелины. Ринго улыбается и машет, чтобы все удалились: «Ладно, идите».
Ринго ужинает в одиночестве.
Музыканты занимают места. По залу проносится объявление: «Дамы и господа, встречайте: Ринго Старр!» Ринго сморкается в платок и выскакивает на сцену: черные джинсы, черная футболка с блестками, черный пиджак. Он садится за ударную установку и начинает «Matchbox», песню Карла Перкинса, которую The Beatles пели еще полвека назад. Толпа взвывает от восторга. Ринго показывает первый за вечер свой излюбленный знак, «пис-энд-лав», затем поет свою песню 1971 года «It Don't Come Easy». Потом уровень серотонина несколько падает: Люкатер заводит долгое соло «Rosanna», а солист Mr. Mister поет «Куrie». Ринго только улыбается и стреляет глазами в аудиторию. Дальше следует «Boys», битловский каверна песню The Shirelles: она написана от лица девушки, но вот уже 50 лет это фирменный номер Ринго. Концерт закрывает «With A Little Help From My Friends». К сцене бросается женщина; Ринго делает вид, что целует ее унизанные кольцами руки, и сбивается с ритма, но быстро исправляется. На какое-то мгновение он уходит со сцены, затем возвращается и дважды поет на бис припев «Give Peace A Chance».
Последний аккорд еще звучит, а Ринго уже и след простыл. В былые времена уже ре кой лился бы коньяк. Теперь Ринго, по его собственным словам, просто «треплется», еще ощущая адреналин от выступления. Он рассказывает, как однажды за 48 минут написал песню с Ричардом Марксом, как он любит кокосы и как в воскресенье он устраивает себе послабление в диете: съедает тарелку овсянки, круассан и выпивает чашку кофе. «Я всегда жду воскресенья, — говорит он. — Осталось три дня!»
Все это неспроста. Кроме туберкулеза, у Ринго был перитонит и трижды — плеврит. Но даже в болезни он умеет найти плюсы. Когда его лечили от туберкулеза, медсестра привезла на каталке разные музыкальные инструменты. «Мне дали барабан, и я отказывался играть на чем-либо другом. Я не хотел ни треугольник, ни тамбурин. Орал: «Дайте барабан!»
Затем Ринго вспоминает Джорджа, битла, с которым после 1970 года общался больше всего. Ринго участвовал в записи нескольких треков с альбома Харрисона «All Things Must Pass», но оба они забыли каких. «Когда он ремастировал этот диск, то позвонил мне и спросил, помню ли я, в каких песнях я играю. Я ответил: понятия не имею. Пришлось ему выяснять. Он перезвонил и говорит: «Даты, скотина, играл почти во всех!» Я ответил: «Ну, ты тоже не сразу вспомнил».
Когда в 2001 году Харрисон умирал, Ринго навестил его в швейцарской больнице. Он попросил прощения за то, что не может остаться: ему нужно было лететь в Америку, где его дочери Ли удаляли опухоль мозга. (Она полностью поправилась.) Я слышу всхлипывание. «Я плачу, — говорит Ринго. — Это было что-то удивительное. Он не мог пошевелиться, его одолевал рак. Я сказал: «Слушай, мне нужно уйти. Я должен лететь в Бостон к Ли». И он ответил: «Хочешь, я поеду с тобой?»
Ринго поступил бы так же. В день, когда застрелили его друга Джона, он протискивался сквозь толпу у дома «Дакота», чтобы навестить Йоко Оно. Об этом дне ему трудно говорить и сегодня, 34 года спустя. Я спрашиваю, часто ли он вспоминает Джона и Джорджа. «Не каждый день, а обычно если кто-нибудь о них заговаривает. Но они всегда со мной».
Смерть Леннона положила конец безумным фантазиям о воссоединении The Beatles (например, в 1973 году им предлагали сыграть единственный концерт за миллионы, причем открывать выступление должен был бой человека с акулой). Ринго думает, что, если бы все пошло иначе, группа могла бы собраться вместе. По словам Ринго, они прекратили живые выступления, потому что уже не слышали друг друга за криками поклонниц. Современная техника решила бы эту проблему. «Думаю, мы могли бы это сделать. Сейчас такая аппаратура — что-нибудь у нас бы да получилось. Мы играли парами, говорили про это... Но просто слишком расслабились, у каждого были свои песни, мы могли их играть. Сыграли бы вживую «A Day In The Life», — вздыхает он. — Но что теперь об этом говорить. Джона и Джорджа нет».
Ринго выходит из машины. Вид у него такой же бодрый, как в начале дня. Он быстро прощается: у него впереди важная встреча с двумя шариками кокосового мороженого. Наутро я вижу его снова одетым в черное. Мы должны говорить на балконе, но дует слишком сильный ветер. «Ты-то ладно, а вот меня сдует», — шутит Ринго. Мы слушаем несколько песен с «Post-cards From Paradise», в том числе ностальгическую первую. Ринго знает, что прошлое никогда его не оставит. Иногда он пытается с этим бороться, но в глубине души знает, что судьба ударника величайшей рок-группы в истории — совсем не каторга, а дар. Он рассказывает мнеосвоей любви к Америке, о том, как в 19 лет он пытался эмигрировать в Хьюстон исключительно из любви к блюзмену Лайтнин Хопкинсу. Всего через четыре года он сходил на нью-йоркскую землю по трапу самолета вместе с Джоном, Полом и Джорджем. «Хочешь знать, какой главный момент в моей жизни? — спрашивает Ринго. — Когда я спускался по этим ступеням. Это все изменило». Мы стукаемся локтями и прощаемся. Но я увижу его еще раз. Догуляв днем до пляжа, я встречаю с десяток туристов, которые смотрят на что-то, разинув рот. По кромке океана бежит маленький человек: в руке у него фотоаппарат, а за ним гонится высокий человек, тоже с фотоаппаратом. Это фотосессия Ринго: барабанщик несется вперед, и человек, годящийся ему в сыновья, не может за ним угнаться. В этот миг легко поверить, что Ричард Старки будет жить вечно.
Текст:
Стивен РОДРИК,
Фото:
Марк ЗЕЛИГЕР
Ринго Старр
Альбом «Postcards From Paradise» уже в продаже
