АЛЕКСАНДР ЗАЦЕПИН, ЛЕГЕНДАРНЫЙ КОМПОЗИТОР, АВТОР МУЗЫКИ К ДВУМ СОТНЯМ ФИЛЬМОВ, 10 МАРТА ОТМЕТИЛ 97-ЛЕТИЕ. НАКАНУНЕ «ВМ» ПОБЫВАЛА У НЕГО В ГОСТЯХ.

Его рабочее место сегодня — стол с огромным экраном компьютера и клавиатура, что легко убирается под столешницу. Около него мы и беседуем, восхищаясь бодростью Зацепина и его чувством юмора.

Музу не ждите

Александр Сергеевич, как часто вы пишете музыку?
Каждый день. В основном пишу музыку к мюзиклам и спектаклям. Работы много, много новых проектов.
Каждый день?! Но вдохновение же по расписанию не приходит.
Мой учитель, композитор Евгений Брусиловский, говорил: «Главное — не нужно ждать вдохновения, нужно просто работать каждый день, тогда оно придет».
«Тайна третьей планеты» с вашей музыкой — супермюзикл. А ваш любимый?
Все мюзиклы любимые, каждый следующий кажется мне лучше предыдущих. Например, «Иван Царевич и Серый Волк». Он идет в Московском областном государственном театре юного зрителя Нонны Гришаевой. Смотрится на одном дыхании.
А кинематографисты сегодня к вам обращаются?
Вот появился новый кинопроект, мне кажется, интересный, по книге Дмитрия Поляков а-Катина «Берлинская жара». Это другой взгляд на события военного времени. Может получиться хороший сериал.
Хотела из первых уст узнать историю про создание музыки к фильму «Красная палатка». Разные есть версии…
Для меня это была грустная история. Всему виной была безалаберность, наша неорганизованность… Мне Михаил Константинович Калатозов рассказывал, например, как Клаудиа Кардинале должна была приехать на съемки — ну, скажем, во вторник. Она появляется, а павильон не готов — стук топоров стоит! В итоге снимается она, например, в четверг и пятницу. Ей говорят: отлично, доснимем сцену в субботу, но у нее-то все расписано, и в субботу — съемки в другой стране. И такие моменты неорганизованности были во всем. Я был утвержден единственным композитором «Красной палатки», а это был международный проект. Продюсер с итальянской стороны Кристальди получил запись моей главной темы и дал свое согласие. В сентябре следующего года была запланирована запись музыки, прошел год, Кристальди попросил выслать готовую музыку, а с нашей стороны не был закончен монтаж и музыку еще не записали. Он подождал неделю, наша команда попросила еще две... Но он уже не мог ждать. Их версия была готова, он был вынужден пригласить другого композитора, им оказался Эннио Морриконе. Кристальди не хотел терять деньги из-за наших простоев.
Морриконе великолепный композитор, но его музыка к фильму вашей объективно проигрывает.
Он тоже был в цейтноте, поэтому так и вышло. В итоге мы писали музыку на «Мелодии» только 8 октября. Но хотя наши тогда торговать совсем не умели, все же в 20 стран мы продали картину с нашей музыкой.
Н-да, история… Поразительно, кстати: вы, как и многие ваши коллеги, писали гениальную музыку в самое несвободное время.
Меня это тоже удивляет. Сейчас — все возможно, но никто ничего такого не пишет. Не могу понять, почему так. И возможности ведь другие совсем. В свое время наши музыканты, например, изощрялись невероятно, чтобы добиться нужного звучания тех же барабанов: накрывали их тряпками, запихивали внутрь одеяла, открывали часть боковой стороны... Записывать было негде и нечем. На «Мосфильме» легендарный Виктор Бабушкин (советский композитор, звукорежиссер, умер в 1998 году. — «ВМ») создал кабину для записи, ее нужность многим была понятна, но какое сопротивление вызывало все новое! Вот почему я и занялся строительством собственной студии — кстати, первой в стране. Год примерно искал подходящую квартиру, нашел в Ржевском переулке, в доме постройки, мне кажется, года 1905-го, со стенами в три кирпича, перекрытиями в мой рост почти. Пол и стены заложили стекловатой, сверху накрыли фанерой — квадратиками разного размера, закрепленными рейками, и все это делалось под контролем специалиста по акустике. В стену встроили шкаф, в котором пряталась барабанная установка. Когда все было убрано, казалось, что это просто гостиная.
Ничего себе! Это вы делали для себя или студию сдавали?
Только для себя, это было просто необходимо, потому что у меня было минимум по два, а то и по три фильма в год. А где писать? Кстати, работы было так много, что иногда я путался, отчего происходили забавные казусы. Помню, пришел ко мне режиссер, уселся. Я начал играть, он слушает, слушает… А я объясняю: когда герой умирает, начинается такая тема… А он удивляется: Александр Сергеевич, как… умирает?! У нас никто не умирает… Оказывается, я показывал музыку совсем для другого фильма. Вот так.

Лег и под поезд

А вы с детства хотели заниматься музыкой?
Я в цирк хотел пойти! И мама туда ходила и просила, чтобы меня не взяли. А в Новосибирск приезжал цирк-шапито. Я нашел место, где можно было под него подлезть и оказаться внутри. Так я оказался на репетиции довольно известного тогда артиста — Евгения Милаева (народный артист СССР, один из мужей Галины Брежневой. — «ВМ»). В то время я занимался акробатикой, вот и показал ему, на что способен: прокрутил переднее и заднее сальто, постоял на одной руке, потом на другой, но на римских кольцах упражнение до конца сделать не смог, потому что раньше на них не тренировался. Еще я увлекался радиотехникой, ходил на курсы «Станции юных техников и натуралистов» в радиотехнический кружок, изучал, как устроены ламповые усилители, и собирал приемники.
А еще окончил курсы киномехаников и трактористов. Владение профессией киномеханика мне очень пригодилось точно.
А на тракторе-то вы где рассекали?
Не я один, нас четверо было. Во время войны школьников отправляли летом на два месяца в колхоз на сельхозработы, а мы, окончив курсы и получив удостоверение тракториста, работали на колесных тракторах. Трактора того времени заводились тяжело, специальной ручкой-железякой, которая могла ударить по рукам, если не знать, как правильно заводить. Тракторист сначала мне не давал ездить, но потом позволил, и я с удовольствием пахал и боронил. Трудно было лишь потому, что заднего хода у трактора нет. Нас в колхозе кормили неплохо: давали котелок супа, да еще и хлеба. А еще я турнепс подъедал, так что все вообще было ничего.
Кажется, что вы были хулиганом...
Нет, я просто очень часто что-то изобретал и придумывал какие-то детские шалости. Спускался на спор с пятого этажа по веревке, например. Снизу задача казалась мне не страшной, а вот сверху... Но полез... Веревки до второго этажа хватило, пришлось прыгать. На спор ложился между рельсами — там, где ходил маневровый паровоз. Лежал и думал о том, что, если он сбросит остатки раскаленного угля на меня, мне несладко будет. За машины цеплялись на велосипедах, я придумал крючки...
Вы лично попадали под пресс советской власти?
Да нет, мою музыку никто не критиковал. Но, помню, из-за «31 июня» нас с Леней Квинихидзе (режиссер картины. — «ВМ») вызвали в какой-то высокий кабинет на телевидении, и там сидела женщина, которая давала некие указания — что нужно сделать и как. Александр Сергеевич, спрашивала она, а почему у вас Яак Йоала (советский и эстонский эстрадный певец. — «ВМ») в фильме поет сначала «правильным» голосом, а когда герой перемещается в ХХ век, его голос звучит хрипло? Это надо исправить! А мне казалось правильным, что в одном времени поют — так, в другом — иначе. Я сказал, что ничего переделывать не буду. В итоге лишь одну песню вырезали. А когда уезжал во Францию, вдруг на радио перестали играть мою музыку: пошел слух, что я эмигрирую. И я пошел в КГБ — на прием к куратору Союза композиторов. Принял меня интеллигентный человек в штатском. Я объяснил, что не эмигрирую, а женился и уезжаю к жене и спросил: «Вы запретили играть мою музыку?» А он отвечает: «А мы ничего не запрещали. Это неправильно, я разберусь…» И правда, разобрался: музыку снова стали везде исполнять.
Уезжать было трудно?
В целом нет. Возвращаться оказалось труднее. Например, волокита с документами затянулась так, что у меня начали кончаться деньги. Но мне один знакомый подсказал ночной бар-ресторан, где он сам работал, и я пошел туда, они хорошо платили. Но потом туда заглянул композитор Никита Богословский и, вернувшись домой, рассказал, что Зацепин позорит страну, играя в заведении, где проститутки и все такое. Я подумал: «А зачем же тогда в такое заведение заглядывал Никита Владимирович?» И все-таки меня исключили из Московского союза композиторов. Но у нас их было три: еще СК РСФСР и главный — СССР. И там я членом остался.
Наверное, со стороны Богословского это была ревность. Ведь Гайдай до вас работал именно с ним?
Да, все так. Богословского уважаю как композитора, и был он остроумнейший человек. Гайдай с ним поссорился — Богословский вроде даже сломал от эмоций дирижерские палочки... У Гайдая был непростой характер. На одной картине мы с ним тоже почти расстались.
Расскажете?
Это случилось во время работы над «Кавказской пленницей». Ему все было не так. В итоге я написал пять мелодий, третьей по счету была та, что стала «Песенкой про медведей». Я отправил их Гайдаю, указав на нее как на самую удачную, в Алушту, где проходили съемки. И сказал, что лучше не напишу, если тебе не понравится, возьми Арно Бабаджаняна. Гайдай ответил, что песенка неплохая, но хитом не станет, приглашу Бабаджаняна. И я решил уйти. Я пошел с заявлением об уходе к самому Пырьеву (Иван Пырьев — советский кинорежиссер, сценарист, народный артист СССР. — «ВМ»), который в это время являлся руководителем комедийного отделения при «Мосфильме».
Пырьев заявление порвал и велел нам с Леонидом Дербеневым (советский поэт, автор многих песен. — «ВМ») ехать в Алушту. Мы и поеха ли. Приехали — а там троица сидит знаменитая, Моргунов, Вицин и Никулин, и Никулин напевает мелодию будущих «Медведей». Вскоре появился и недовольный Гайдай: все не то, мне надо песню, которую народ будет петь! Я ответил, что это задача сложная, поскольку народ сам решает, что ему петь. Гайдай ушел и хлопнул дверью. Но ситуацию спасли приехавшие на следующий день Яков Костюковский и Морис Слободской (пи- сатели, сценаристы, работавшие с Гайдаем над рядом картин. — «ВМ»): они сказали, что песня им понравилась, Гайдай все-таки с ними согласился и попросил Дербенева написать стихи.
Пырьев музыку оценил?
Насчет музыки к фильму он сказал хорошие слова. Но и момент с «Песенкой про медведей», и песню «Остров невезения», которую Андрей Миронов пел на палубе, он счел вставными номерами, которые только задерживают действие, и активно советовал их вырезать.

Не понимаю, кто поет

Сколько же вы инструментов всего вы освоили?
Фортепиано, в Новосибирской филармонии стал профессиональным аккомпаниатором и солистом на аккордеоне. А в молодости пробовал играть на саксофоне, тромбоне, губной гармошке…
А к современной эстраде вы как относитесь?
Я перестал ее слушать. Для вокалиста важна не только техника, но и тембр. Раньше по трем нотам угадывал — Кобзон это или Ободзинский, Магомаев, Долина или Пугачева. Сейчас уже не понимаю, кто поет.
Александр Сергеевич, может, не корректно спрашивать, но... 97 лет — это солидно. И ваша форма, и острота ума восхищают. В чем секрет этой поразительной сохранности?
Не знаю. Я себя ни сорокалетним, ни пятидесятилетним не чувствую. Не могу взбегать на пятый этаж, как раньше, но если вилка со стола падает — еще успеваю ее схватить. Утром иной раз полежал бы, но заставляю себя вставать, делать зарядку. Поднимаюсь в семь, позже — если поздно лег, поскольку если не высыпаюсь, это плохо для работы, стараюсь 7–8 часов сна набрать. Еще важно здоровое питание — не стоит переедать! А главное — заниматься любимым делом.
Сил вам и долгих лет!

ОЛЬГА КУЗЬМИНА,
nedelya@vm.ru

СПРАВКА

ЗОЛОТЫЕ ХИТЫ АЛЕКСАНДРА ЗАЦЕПИНА
❑ Постой, паровоз, не стучите колеса (1965)
❑ Песенка о медведях (1966)
❑ Есть только миг (1972)
❑ Танец шамана (инструм. композиция, 1972)
❑ Звенит январская вьюга (1973)
❑ До свидания, лето (1975)
❑ Куда уходит детство (1977)
❑ Мир без любимого (1978)
❑ Дождь прошел (инструм. композиция, 1987)
❑ Тайна третьей планеты (мюзикл, 2014)