НАША ИГРА НАСТОЛЬКО ПРОСТА, ЧТО НА НЕЕ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ОБРАЩАЮТ ВНИМАНИЕ, ТАК ЧТО УЖ ЛУЧШЕ, ЧТОБ ВСЕ В НЕЙ БЫЛО ПРАВИЛЬНО.
Когда я рос, рок-н-ролла еще не было, и я слушал две радиостанции, работавшие в районе залива Сан-Франциско, на которых крутили много ритм-энд-блюза, так что я в большом количестве слышал и настоящий блюз – Muddy Waters, Howlin’ Wolf, Lightnin’ Hopkins. Я узнал о существовании блюза раньше, чем о какой-либо другой музыке, возможно, лишь за исключением классической. Потом я познакомился с музыкой кантри – ее называли «кантри-энд-вестерн», а также с поп-музыкой, исполняемой Patti Page и другими. Но блюз трогал меня больше всего, и я очень много его слушал.
Мое знание этой музыки постепенно развивалось. Было столько имен, которых я не слышал раньше, таких как Чарли Паттон (ранний исполнитель Дельта-блюза). Мне стыдно признаться в этом, но, видимо, его записи не были широко доступны. Сначала я прочитал о нем, а пару месяцев спустя узнал, что сохранились его записи. Для меня это было так же невероятно, как если бы Моисей начитал свои свитки о Мертвом море на цифровой носитель или что-либо подобное! «То есть я могу это послушать? О, боже!» И когда я наконец услышал Patton, он мне напомнил Howlin’ Wolf, который сильно на меня повлиял. Например, когда я записывал «Run Through the Jungle», то подражал Хаулинг Вулфу, а Хаулинг Вулф знал о Чарли Паттоне!
Когда мне было 14, я с восхищением взирал на Чета Эткинса, Скотти Мура, Джеймса Бертона и говорил себе: «Когда я вырасту, я хочу быть как они – очень, очень хорошим музыкантом». Проблема заключалась в том, что я стал известным раньше, чем хорошим гитаристом. Я больше внимания уделял написанию песен, чем игре на инструменте. Затем пошли неприятности, и у меня пропал энтузиазм. Должен признаться, что впоследствии я вообще не прогрессировал как гитарист. Я играл то же самое, иногда даже чуть хуже, и не научился почти ничему новому за двадцать лет – с 1970 по 1990.
Соло в Creedence очень просты, и их даже можно петь. Как-то Duane Eddy поведал мне историю, которую, думаю, уместно было бы привести, так как он тоже любит играть очень просто. В ней говорится о человеке, который раскрашивал вазы, рисуя на них всего одну простую линию. С ним также работали двое молодых помощников, которые рисовали много линий на каждой вазе. Как-то этому мастеру сказали: «Слушай, твои помощники должны получать больше, так как они рисуют гораздо больше линий». Но тот ответил: «Нет. Моя линия должна быть совершенно правильной, так как она всего одна. А у них линий много, и трудно определить, нарисована ли каждая из них правильно.» Мы с Duane посмеялись над таким сравнением. Наша игра настолько проста, что на нее действительно обращают внимание, так что уж лучше, чтоб все в ней было правильно.

СЕРГЕЙ ТЫНКУ